Play (СИ)

Она откинула голову назад, на Ксюшино плечо, и тяжело дышала, целиком отдаваясь новому ощущению – ощущению любимых рук на своей груди. Дыхание было слышно совсем близко, и горячий воздух обжигал щеку, и не было больше сил, и мыслей не было тоже, кроме одного, на выдохе: «Хочу…» .

Она повернула голову и наощупь нашла Ксюшины губы. Она целовала ее сама, целовала жарко, впивалась языком и отступала обратно. Она выгибалась навстречу ладоням, сжимающим грудь, и все ее тело просило, умоляло: «Только не останавливайся…»

-Завтра мы пожалеем об этом, - в какую-то секунду сказала Ксюша.

Да, Ксюшка, мы пожалеем, но это будет потом, когда-то очень потом, потому что сейчас это не имеет никакого значения. Вообще ничего не имеет никакого значения кроме твоих губ на моей шее, твоих рук на моих бедрах, и твоего сердца, которое звучит так быстро, что я верю, верю… Нет, знаю! Что пусть только сейчас, пусть только в эти секунды, ты хочешь этого не меньше, чем я.

Потом, когда они уже добрались до номера, и, словно подкошенные, рухнули в кровать, Ася долго смотрела на спящую Ксюшу. Она водила кончиком пальца по ее щекам, касалась губ, подбородка, и снова губ.

Из глаз ее текли соленые слезы.

-Мне жаль, - шептала она еле слышно. – Если бы ты знала, как мне жаль…

FORVARD. PLAY.

-Прости, что не позвонила вчера, - сказала Ася в трубку телефона, и прищурила глаз: через окно в кафе проникало яркое питерское солнце, которое будто отыгрывалось за все мрачные деньки и заявляло свое право на существование. – Я была… занята.

Она слегка покраснела, вспомнив, ЧЕМ была занята вчера – благо, собеседнику никак не удалось бы этого увидеть.

-Ксюша тоже здесь, - ответила она на заданный по ту сторону связи вопрос, - они с Кириллом ушли вдвоем на Васильевский остров. Не знаю, зачем – разве она скажет?

Она помолчала, слушая ответ, и вдруг решилась:

-Скажи мне. То есть, я… Ладно, я просто спрошу, а ты просто ответишь, да? Ты… была с ней… тогда? В Краснодаре?

Замерла в ожидании. Послушала.

-Как, черт возьми, тебе это удалось?..

STOP. PLAY.

Он смотрел, как она приближается – строгая такая, навытяжку, как оловянный солдатик, и радовался чему-то неосознаваемому. Когда утром он сказал Окси, что Ксюха хочет с ним встретиться наедине, она почему-то обрадовалась тоже.

-Привет.

Стоит над ним, возвышается, в руках какой-то бумажный сверток, и улыбка на лице – такая, что сдохнуть от нее можно.

-И тебе привет, - Кирилл все-таки поднялся со скамейки и обнял Ксюху за плечи. – Что случилось?

Она больше не улыбалась. Смотрела на него так, что ему на секунду стало очень страшно.

-Пришла отдать тебе долг, - сказала она очень серьезно, и протянула ему сверток.

-Что это?

-Открой.

Легко сказать. Кирилла почему-то затрясло, он долго не мог развернуть упаковку – обычную бумажную упаковку, а Ксюха стояла и ничем ему не помогала.

Наконец, бумага оказалась сорвана, и он увидел, что в ней, и горло сдавило спазмом подступающих слез. Нет, он не заплакал, конечно, но кадык заходил туда-сюда по горлу, и стало почему-то очень горько.

Он молча посмотрел на Ксюху, боясь увидеть насмешку на ее лице, но насмешки не было. Напротив – ее губы сжались в тонкую полоску, она будто вся собралась, ожидая, что он скажет.

-Куприн, - прочитал он вслух с обложки. – Гранатовый браслет и другие рассказы.

И тогда ее губы расслабились, и она оглушительно выдохнула, видимо справившись с собой.

-Мне жаль, - сказала она просто, - это не пустые слова. Мне правда очень жаль.

Кирилл посмотрел на книжку. На Ксюху. И снова на книжку.

-Я бы очень хотела все исправить, но уже не могу. Тот мальчишка никогда не получит от той девчонки эту книжку. И ему придется справляться с этим самому. Но та, в кого выросла эта девочка, вполне может попросить прощения у того, кем стал этот мальчик.

Он кивнул только, и ничего не сказал. Да и что было говорить? Он получил то, что хотел. Фанфар не было, и оркестр тоже не заиграл затейливыми переливами. Она просто дала ему эту книгу. Спустя каких-то пятнадцать лет.

-За тобой еще один долг, - сказал он наконец, когда молчать больше стало невозможно.

Она подняла брови.

-Ты обещала, что мы будем читать это вместе, помнишь?

Он сел и похлопал по скамейке рядом с собой.

-Садись.

И она послушалась, и взяла из его рук книгу, и открыла первую страницу. И долго-долго они сидели на лавочке, читая правдивую историю о правдивой любви. И никто не смог бы обвинить их в том, что иногда, очень редко, в каких-то деталях этой истории каждый из них узнавал себя.

BACK. BACK. PLAY.

Ксюша лежала в кровати, вцепившись зубами в подушку, и уговаривала себя не орать. Хотя орать хотелось, ох, еще как хотелось!

-Что я сделала? Господи, что я сделала?

Она старалась не косить взглядом, чтобы – не дай бог! – не увидеть собственное тело. Тело, которое предало ее так жестоко и цинично.

Ей было бесконечно противно. Так противно, что она с удовольствием отрубила бы сейчас свою несчастную голову, лишь бы отделить ее от этого жуткого, грязного тела.

-Что я наделала…