Та сидела совсем близко, так близко, что их бедра касались друг друга. Сидела и смотрела совсем не смущенным взглядом.
Губы ее раздвинулись, дыхание сбилось. Грудь под обтягивающей футболкой вдруг толчками заходила вверх-вниз по едва заметной амплитуде.
Ксения не успела ничего сделать. Асины ладони легли ей на щеки, притянули немного, и губы прикоснулись к губам.
Это было совсем другое, не то, что раньше: целоваться при свете дня, с риском быть обнаруженными. И что это был за поцелуй!
Ася будто поставила себе целью получить от него максимум, пока Ксения не опомнилась. Ее язык раздвинул Ксенины губы и скользнул внутрь. Ее ладони в кулаки сжали мокрую майку на спине. И вся она – такая жаркая, горячая, ошеломительная до кончиков ногтей, оказалась вдруг слишком близко.
Она прижималась к Ксении, не отпуская ее губ ни на секунду. Язык ее творил что-то невообразимое, а губы скользили, влажные и холодные.
Отказывало сердце, перехватывало дыхание, отнимались ноги.
Один бог знает, какое усилие потребовалось Ксении, чтобы отстраниться.
-Аська, - выдохнула она, еще не придя в себя, - какого дьявола ты творишь?
Вместо ответа Ася еще раз коснулась ее губ своими и прошептала прямо в них:
-Мы играем в студентов, помнишь? Я хочу целовать мою милую, уставшую, чудесную студентку. Можно?
И, не дожидаясь ответа, снова прильнула к губам.
Ксения больше не могла сопротивляться. Игра, говоришь? Ну пусть так, пусть игра, лишь бы не из благодарности, лишь бы не из идиотского чувства вины.
Теперь они целовались медленно, осторожно, пробуя друг друга на вкус. Ксения гладила Асины бока – напряженные под футболкой, разгоряченные.
-Тебе нравится? – Спрашивала Ася, на секунду отрываясь от ее губ. – Скажи мне.
Но ответа не было. Вместо него она снова и снова прижималась к любимым губам, гладила их кончиком языка, и снова принималась целовать. В ее груди что-то будто лопнуло, разливаясь по телу соленым и обжигающе-горячим. Все мысли исчезли. Все чувства тоже. Только ощущение прикосновения губ к губам – только это имело значение.
А потом пришли чувства. Это был такой ядерный компот из желания, отвращения, и чего-то еще, много чего еще, что Ксения чуть не потеряла сознание. Она отстранилась от Аси, и поднялась на ноги – как была, босиком. Но Ася не дала. Схватила, уронила обратно на скамейку, прижала к себе, обхватив руками и ногами.
-Не убегай, - зашептала она в Ксенино ухо, удерживая ее в своих объятиях, - я тебя умоляю, не убегай.
Ксения хрипела, пытаясь вырваться, но сил не хватало. Ее мысли метались туда-сюда по голове, не находя выхода, и с каждой секундой их становилось все больше и больше. Она заставила себя слушать Асю только ради одного: чтобы не сойти с ума.
-Ксюшка, девочка моя, хорошая моя, - слова проникали в уши, растекаясь вязкой жидкостью по телу, - не убегай от меня. Останься. Я же чувствую: ты тоже этого хочешь. Ты хочешь мои губы. Мои руки. Мою любовь. Я не прошу тебя отдать мне это навсегда, я прошу полгода. Девочка моя, родная, любимая, мы не сможем прожить эти полгода, бегая друг от друга. Мы сойдем с ума, обе. Пожалуйста, пусть это будет по-другому.
Ксения силилась понять, но не могла. Она расплавлялась в Асиных руках, растекалась у нее между пальцами, и никак, никак не могла…
-Мы просто поиграем, ладно? Поиграем в игру. Ты будешь моей, я буду твоей. Ты же хочешь, чтобы я стала твоей? Ненадолго, всего на несколько месяцев, ты узнаешь, что это такое – обладать мною?
ОБЛАДАТЬ?
Ксения рванулась из последних сил. Мир сошел с ума. Или она сошла с ума. Или они с Асей. Она знала только одно: нужно бежать. Вырваться из этих успокаивающих объятий, и бежать отсюда к чертовой матери, пока ноги не сотрутся в кровь, пока от них ничего не останется.
-Я твоя, - шептала Ася в ее воспаленные уши, - твоя… Только твоя…
О, ГОСПОДИ!
Ксения замотала головой. В ее животе разливалось что-то желчное, ядовитое, жуткое.
Я не могу. Я не могу этого сделать. Я не должна. Как она может? Неужели я настолько довела ее своим поведением, что она не знает, как иначе прожить эти полгода со мной? Неужели она готова на…
И мысли снова отключились. Остались ладони, крепко сжимающие плечи. Остался горячий шепот. Осталось прикосновение губ к шее, к плечу, и снова к шее.
И больше не осталось ничего.
Ксюша ощутила, как Виталик расстегнул её брюки, залез ладонью под резинку трусов и погладил волосы на лобке. Он не торопился, был очень нежен, но её не покидало ощущение стремительности происходящего. Всё было слишком торопливо и странно, как и весь этот сумасшедший день.
Они встретились с Виталиком на первой паре, и полтора часа целовались, не обращая внимания на лектора. Потом переместились в коридор, где получили возможность перейти от поцелуев к ласкам и нежностям. Сходили в столовую, съели по миске пельменей, и уже к двум часам дня оказались в общежитии, на Женькиной кровати.