Первую же ночь они провели в одной кровати. Ксюша уже засыпала, когда почувствовала, как пружины под ней натягиваются, и Лена присаживается рядом. Она просто сидела и гладила Ксюшу по голому плечу – ничего не говоря. А потом прилегла рядом и прижала к себе.
И снова ничего не было. Только поцелуи, осторожные поглаживания по спине, и – иногда – легкое прикусывание зубами кожи. Так и заснули – обнявшись, прижавшись друг к другу.
Наутро Лена вела себя как ни в чем ни бывало. Смеялась, швыряясь в Ксюшу полотенцем и приглашая пойти умыться. Плескалась водой из кранов, протянутых прямо на улице, и снова смеялась.
-Это лето будет получше, правда? – Спросила, когда они уже шли на завтрак, и Ксюша вынуждена была согласиться.
На горных лугах уже вовсю цвел клевер. Они расстилали на нем покрывало, запускали руки в россыпи зелени, и лежали так, наслаждаясь солнцем на горячей коже.
-Расскажи мне, как ты поняла? – Спросила в один из таких дней Лена.
-Что поняла? – Удивилась Ксюша, и сразу же поняла, ЧТО.
-Это было сложно, - ответила, - я все детство убеждала себя в том, что все не так, что я в порядке, что я выйду замуж и все такое. Потом случилась Ира, чувства к которой напугали меня до полусмерти. А потом – Лека. Наверное, тогда я и начала понимать.
-Расскажи, - попросила Лена, устраиваясь подбородком на Ксюшиной груди и заглядывая ей в глаза.
-Знаешь, для меня самым большим открытием стало, что дело здесь не в сексе. До Леки у меня был парень, и с ним тоже был секс, и это было ничуть не хуже, а местами и лучше, наверное. И я успокаивала себя тем, что если у него получается меня возбудить – значит, со мной, опять же, все в порядке. А потом он ушел – и я практически ничего не почувствовала.
-Так уж и ничего? – Не поверила Лена.
-Да. Я злилась, бесилась, и было больно. Но потом я поняла, что все эти чувства – не из-за того, что он ушел, а из-за того, КАК он это сделал.
Ксюша поймала удивленный взгляд и объяснила:
-Он встречался одновременно со мной и с моей соседкой по комнате. Кроме того, я слишком многое вложила в эти отношения. Наверное, от этого и было больно.
-А дальше?
-А дальше появилась Лека, и я в ту же секунду забыла про Виталика. Тогда и поняла, что дело вовсе не в сексе. Дело в том, что происходит вот тут.
Она показала пальцем на межреберье.
-Ты была в нее влюблена?
Да черт его знает. Наверное, была. Во всяком случае, когда она ушла – мне было очень, очень больно.
-Нам надо поговорить, - Лека поймала ее в коридоре, и утащила в пустую в ночной час умывалку. Достала сигареты. Замолчала.
Ксюша почувствовала, как от коленок и ниже разливается страх.
-Я хочу предупредить, - сказала Лека, - чтобы для тебя это сюрпризом не было. Я влюбилась.
Пам-пам. В Ксюшиной голове потоками разлилась боль, смешанная с какой-то бравурной музыкой. История повторялась. Неужели все в мире обречено на повторение? Сейчас она скажет, что это несерьезно, и что вернется, и что все будет как раньше…
И вдруг что-то хрустнуло внутри. Ксюша физически ощутила, как ломается с треском какая-то важная деталь в ее груди, и втыкается в сердце обломками. Она ничего не говорила, просто смотрела на Леку, но лицо ее – она чувствовала, знала – менялось на глазах.
«Ну, хватит, - сказал чей-то голос в ее голове, - достаточно. Это не сработало, так? Ты попыталась, и это просто не сработало. Потому что это – не ты. ТЕБЕ она не посмела бы так сказать. С ТОБОЙ она не посмела бы так поступить. Достаточно».
Сузились зрачки, оттопырилась в оскале нижняя губа. Ксюша молчала, и видела, как слой за слоем спадает с нее та обертка, которую она так старательно на себя натягивала.
-В кого? – Спросила с равнодушием, которое не обмануло бы ни одного из дворовых мальчишек. Это было то равнодушие, за которым следует удар в морду.
-Ну какая разница, Ксюх? – Лека отвела глаза, и закурила еще одну сигарету. – Все равно это было несерьезно. Поигрались – и хватит.
Уголок Ксюхиной губы поднялся вверх. А потом второй. Она сделала шаг, и оказалась вплотную к Леке. И – порадовалась ее испугу.
-Мелкое, мерзкое дерьмо, - по-прежнему улыбаясь, сказала Ксюха, не отрывая от Леки взгляда. – Усекла? Еще раз появишься рядом со мной – дам по роже. Учти на будущее.
Сжала губы в узкую полоску, и вышла из умывалки.
Коридор, коридор, выкрашенный голубой масляной краской коридор. Двери, двери – разномастные, где белые, а где и темные. Мир сужается, давит на плечи, мешает дышать.
И одежда давит – все эти аккуратные спортивные брючки, эти закрытые футболки с длинным рукавом, эти чертовы домашние тапочки, будто снятые с престарелой домохозяйки.
«Это – не я».
Выход из общаги. Вахтерша удивленно смотрит, сонная, но не делает попыток остановить. Подошвы тапочек стираются об асфальт – да пусть они хоть в аду сгорят, эти подошвы!
Каменная лестница. Ступенька, еще одна, пятидесятая, двухсотая. Тапочки остались где-то лежать, сброшенные, и босые ноги касаются холодного песка. Перед ней – море. Ладно, не море, залив, всего лишь залив, но кому какое до этого дело?