«Ты сама выпустила этого дьявола, Сотникова. Ты этого хотела?»
-Я прошу прощения за то, что не могла тогда ответить на твою любовь, - прошептала Ася, - за то, что заставила тебя поверить, что эта любовь ненужная, грязная и приносящая боль. За то, что из-за меня ты решила, что твоя любовь не имеет никакой ценности, и что ее нельзя отдавать пока не попросят. За это. Я прошу прощения.
Ксюшино лицо исказилось еще больше. Казалось, она сейчас снова ее ударит – и не так, как раньше, а изо всех сил, кулаком, разбивая зубы, ломая кости.
-Вы хотите сказать… Что вы знали?
Да. Это был самый страшный вопрос. Вопрос, который Ася не единожды задавала себе бессонными ночами, и на который боялась ответить даже самой себе. Но сейчас… Сейчас эта девочка требовала ответа. И она имела право знать, наконец, правду.
-Да, - сказала Ася вслух, инстинктивно закрывая лицо, - я знала, что ты меня любишь.
Она знала. Знала. Говоря все эти жуткие и больные слова – знала. Отчитывая ее перед линейкой и всей школой – знала. Рассказывая о том, какой Ксюша будет в будущем – знала. И говоря отцу те страшные, те немыслимые, ужасные слова – знала тоже.
-Я хочу, чтобы вы понимали. Если все продолжится так же, то в будущем Ксению ждет либо игла наркомана, либо таблетки самоубийцы.
-То, о чем ты пишешь – это не любовь. Любовь не должна приносить человеку страдания. Она приносит счастье. Если это не так, то ты принимаешь за любовь нечто совершенно другое.
-Ты придумываешь себе сказки, фантазии, и веришь в них. И это твоя ответственность – продолжать в них верить, и встречаться с последствиями. Либо вынырнуть из сказок и вернуться в реальный мир.
Forvard. Play.
-Нет, нет… - Ксения замотала головой. – Неправда. Вы не могли знать. Вы делали все это… Не потому что знали, нет. Я не верю.
-Я знала, Ксюша. Я просто пыталась… Пыталась помочь тебе.
-ПОМОЧЬ?
Она вскочила на ноги с пола, рывком добежала до окна, рванула на себя створки, и высунулась наружу, глотками вдыхая в себя воздух. Показалось: еще чуть-чуть и задохнется.
Обернулась. Посмотрела на Асю, лежащую на полу.
-Если вы хотели… Если вы правда хотели мне помочь. Почему не объяснили, что я имею право на это чувство? Почему не сказали, что видите и замечаете меня? Почему, черт бы вас побрал со всеми потрохами, вы не научили меня с этим справляться?
-Потому что мне было страшно, - Ася села, с трудом опираясь на руки, - я не знала, как говорить об этом, не знала, как объяснить тебе что-то, сохранив при этом свою уверенность в недопустимости такой любви. Я провалилась по всем фронтам, Ксюша. Я хотела помочь, и сделала только хуже.
Медленно – еле передвигая ноги – Ксения подошла к ней, и присела на корточки. По ее щекам текли слезы.
-Какого черта ты не сказала мне этого раньше? – Спросила она просто. – Какого черта тебе понадобилось на это двадцать лет?
Stop. Play.
У нее не было ответа. Нет, наверное, он был – и даже несколько, но каждый из них почему-то все более и более походил на оправдание.
Я не сказала тебе, потому что не была уверена?
Я не сказала тебе, потому что надеялась все исправить как-то иначе?
Я не сказала тебе, потому что знала, что после этого ты уйдешь навсегда, а потерять тебя стало однажды самым большим страхом в моей жизни?
-Я не сказала тебе, потому что боялась.
-Боялась чего?
-Того, что ты увидишь, какая на самом деле.
Ксения молчала несколько секунд, впуская в себя услышанное. Потом поднялась, рывком стянула с кровати покрывало и кинула его Асе.
Хромая, вышла из комнаты, прошла на кухню, достала из пачки зубочистку и присела на подоконник.
Back. Play.
-Мама купила мне платье на выпускной.
-Да? И по какому поводу мировая скорбь?
-Видел бы ты это платье…
Они сидели на кухне, у батареи, обставившись чашками с остывшим чаем и обложившись пачками «Космоса». Ксюха глубоко затягивалась, со свистом выпускала дым вверх, к потолку, и затягивалась снова.
-Что насчет экзаменов? Будешь тянуть на медаль?
-На две медали, ага. Пошли они в задницу. Настолько я не прогнусь.
Джон засмеялся и потрепал ее по плечу.
-Ты УЖЕ настолько прогнулась, детка. Родители могут тобой гордиться.
-Пошел ты.
Все было глупо и пусто. Даже ругаться не хотелось, и привычные Женины подначки не запускали больше механизм сопротивления в Ксюхином животе. Ей было все равно.
-Нет, правда. Подумай сама: все это твое хорошее поведение принесло свои плоды. Мама и папа счастливы, так?
-Не думаю. Отец понимает, что я притворяюсь. Он – один из немногих, для кого это важно.
-Что именно, детка?
-Важно, делаю ли я это от чистого сердца, или просто играю.
Джон потянулся, подняв руки вверх, и громко откашлялся. Ксюха покосилась на него с подозрением: не смеется ли? Нет, не смеялся.
-Если ты делаешь что-то хорошее – какая разница, от сердца или нет? – Спросил Джон. – Важен же результат.