Play (СИ)

-Девочка. Ты уверена, что оно того стоит?

Ксюха не думала прежде чем ответить.

-Да.

«Потому что все, что я делаю – я делаю для тебя».

Forvard. Play.

Ксюша вернулась домой мокрая и с разбитым в кровь лицом. Отстранила Асю, не отвечая на вопросы, и скрылась в ванной. Когда Ася рискнула войти туда, она уже сидела на корточках и неумело пыталась помазать чем-то ссадины.

Ася охнула, отобрала у нее пузырек, и принялась мазать сама.

-Что случилось? – Спросила она, но Ксюша в ответ только лицо скривила.

Было страшно спрашивать, страшно настаивать, в этом доме и с этой девочкой все теперь было слишком страшно.

Но Ксюша заговорила сама. Позже, вечером, когда Ася приготовила чай и, смущаясь, позвала ее на кухню. Вошла, влезла на свой любимый подоконник – худая, бледная, все лицо в зеленке, а ноги укутаны в плед. Сказала:

-Сегодня его перевели в другую камеру. Там не тронут. На следующей неделе сможете его увидеть.

Облегчение было таким острым и сильным, что у Аси подкосились ноги. Из глаз полились слезы, Ася рванулась к Ксюше в безумном порыве и тут же остановилась, наткнувшись на невидимую стену.

На Ксюше словно написано было большими красными буквами: «Не смей». И Ася понимала, хорошо понимала, почему. То, что сейчас делала для нее эта девочка… Господи, страшно представить, чего ей все это стоит. Ей – воспитанной в духе честности и правдивости, в духе обостренной справедливости. Ей – бросающейся на мужчину, который поднял руку на женщину.

-Ксюша…

-Нет.

Она мотнула головой, и скулы на ее щеках двинулись, втянулись как будто.

-Не нужно ничего говорить, Анастасия Павловна. Мы поговорим, когда все будет кончено. Когда он выйдет на свободу. Тогда я скажу.

Она не договорила, но Ася поняла: тогда она скажет, что хочет взамен.

Ася была к этому готова. Она знала, что так будет, еще когда покупала билет на вокзале, когда ехала в поезде, без сна, уткнувшись горячим лбом в оконное стекло. Уже тогда она решила: чего бы Ксюша ни попросила – она отдаст ей это. Свою душу, свою любовь, свое тело. Все, что угодно. Потому что кроме этого отдать ей будет просто нечего.

Forvard. Play.

На Маяковскую Ксюха приехала на метро. Машина сейчас уже, наверное, с радостью возит нового владельца, а на такси теперь денег не было. Все предыдущие пять дней Ксюха провела, передавая дела и подписывая миллион бумажек. Кто бы мог подумать, что продать бизнес будет в сотни раз сложнее, чем организовать его и поднять на ноги.

В офисе никто ни о чем не спрашивал – наверное, у нее было слишком красноречивое лицо, и все просто боялись подойти.

Деньги, полученные от продажи квартиры, бизнеса и автомобиля теперь лежали в банковской ячейке вместе с привезенными Асей. И дожидались своего часа. Часа, до которого уже было недалеко, но перед которым нужно было исполнить обязательства перед Родионом.

Он сказал приехать на Маяковскую, дал адрес, и предупредил, что она должна будет приезжать сюда каждый день, в течение недели. Она не знала, зачем, но догадывалась.

И догадки ее подтвердились.

Stop. Play.

-Где он? – Спросила Ксюха, судорожно одергивая на себе рубашку, хотя в этом и не было никакой необходимости.

-Во второй комнате, - мягко улыбнулся Родион. – Девочка, ты должна уяснить себе: деньги – это деньги, но все будет зависеть от того, справишься ли ты, понравишься ли ему.

О да, она вполне это понимала. Родион – Ксюха отдавала ему должное – сделал все еще гаже, еще сложнее, чем она ожидала. Вполне в его духе: зачем пачкать руки самому, если можно стоять в стороне и наслаждаться тем, как будет выламывать себя эта «девочка».

Но, будто всего это было мало, он пошел дальше. Поднял висевшие на стене жалюзи, и Ксюха увидела через стекло соседнюю комнату. Небольшой диван, и мужчину на нем. Обычного такого мужчину – немолодого, стройного, жилистого. И голого.

-Ты будешь смотреть? – Похолодев, спросила она.

Он в ответ только улыбнулся.

Forvard. Play.

-Еще, еще… Господи, какой он у тебя огромный! Сильнее, сделай мне больно! Я хочу, чтобы ты драл меня как сучку.

Stop. Play.

-Лежи, дорогой, отдыхай, я сама все сделаю. Просто расслабься.

Stop. Play.

-О боже, да! Еще!

Stop. Play. Stop. Play. Stop. Play.

Семь дней слились в один – но бесконечный. Семь раз она входила в эту дверь, и семь раз что-то в ее душе высыхало и отваливалось, словно ненужный отросток. Семь раз она выходила на улицу и стояла у дороги с пустыми, остановившимися глазами. Семь раз.

Семь раз она чувствовала внимательный взгляд на своем теле. Семь раз мысленно вцеплялась в глотку зубами и рвала, рвала на ошметки вонючую плоть. Семь раз она вежливо прощалась, и закрывала за собой дверь.

Когда случился седьмой, она не чувствовала уже ничего. Он измывался над ее телом – наверное, хотел напоследок испытать побольше. Причинял боль, трахал как безумный, а она не чувствовала ничего. Ее сознание разделилось: одна часть мысленно продолжала рвать глотку, а вторая стонала, визжала, хвалила, и начинала стонать снова.