Это было правдой, и именно в этом заключалось самое главное и самое страшное, в чем нужно было себе признаться. Она и правда слишком устала. Ольга Будина кричала ей тогда поток бессмыслицы, но в этом потоке она случайно зацепила краешек истины. Невозможно всю жизнь быть тем, кем тебя хотят видеть. Невозможно всю жизнь поступать так, как нужно, а не так, как хочется.
Да что там «хочется»! Ксения давно забыла, что это такое. Что такое – хотеть для себя, а не для Аси. Забыла? Или никогда не знала.
Теперь она понимала: вопрос вовсе не в том, любит Ася ее, или нет, а просто в том, что слишком многим были наполнены эти годы. Слишком много внутри нее умерло, и умерло навсегда – без надежды на воскрешение.
-Я больше не хочу ее мучить, - сказала Ксения. – И больше не хочу мучиться сама. У меня больше нет сил.
Она сказала это, и в груди как будто что-то отпустило. Стало легче дышать. Да, так и есть – у нее просто больше не осталось никаких сил.
Насколько же, оказывается, легче – просто признать это, и стать слабой. И жить так, будто от тебя совершенно ничего не зависит.
Джон кивнул, принимая Ксенины объяснения. Нащупал рядом камешек, бросил его в пруд, распугивая уток.
-Ты так и не рассказала ей?
Она рассмеялась. Весело, без истерики – это и правда было смешно.
-Нечего рассказывать. Ничего не было. Это просто мне приснилось, вот и все.
Джон покачал головой.
-Знаешь, детка. Я думаю, если бы ты смогла с кем-то об этом поговорить…
Бабах. Забрало вернулось на свое место с металлическим звуком. Ксения ощутила, как налились льдом ее глаза.
-Нет.
-Но…
-Нет.
-Но, может…
-Нет.
Он кивнул, соглашаясь. А она вдруг продолжила:
-Я ничего не забыла, и никогда не забуду. Но говорить об этом не стану. Даже с тобой.
Все это было так давно, так давно… Ксения улыбнулась. Сколько пафоса, оказывается, поселилось в ее жизни и ее мыслях. О чем ни вспомнишь – и сразу «Это было так давно».
Первые годы они жили очень сложно. Да что там «сложно» - тот, самый первый год, был очень похож на кошмар, который начался вдруг и которому нет ни конца, ни края.
Она сама привезла Кирилла домой. Ничего не сказала Анастасии Павловне – впрочем, она вообще ничего ей не говорила в эти дни. Долго тряслась в электричке, потом ехала на маршрутке, потом – тем же путем – обратно.
И ему она тоже ничего не сказала. В комнату вошли молча – его лицо сверкало ссадинами и свежими кровоподтеками, а костяшки ее пальцев были разбиты в кровь.
Это было единственным обсуждением случившегося. С тех пор, и больше никогда, эта тема не поднималась.
Анастасия Павловна избитого лица сына даже не заметила. Обняла его, разрыдалась, и долго не могла уняться.
На следующий день Ксения начала искать работу. Это, в конечном счете, ее и спасло.
-Что там у вас происходит? – Спросила Лена в ответ на Асино «слушаю». – Ты совсем пропала, на смс не отвечаешь.
-Прости, - Ася одной рукой прижимала трубку к уху, а другой вытирала накопившуюся пыль с полок. – Тяжелая выдалась неделя.
-Расскажешь?
Ася засмеялась. Если рассказать все, что произошло между ними в эти дни, получилось бы неплохое психологическое пособие о том, как не надо строить отношения. Но как рассказать?
-Мы поговорили, если коротко, - сказала она. – В результате у Ксюши сломана лодыжка, у меня поцарапано лицо, и мы все равно ни к чему не пришли.
Лена хмыкнула в трубке.
-Это у вас такие сексуальные игры?
Ася немедленно покраснела.
-Нет. На сексуальную игру это совсем не было похоже. Скорее на покаяние.
-Интересно. И кто перед кем каялся?
Ася бросила тряпку прямо на лакированную поверхность полки, и прикрыла глаза. Лена задала глупый, очень глупый вопрос.
-Конечно, я. Ксюше передо мной каяться не в чем и не за что.
Лена говорила что-то в ответ, но Ася уже не слушала. Она вдруг всей кожей ощутила, насколько соскучилась. Соскучилась по подруге, по возможности спокойно и без спешки обсудить все, глядя друг другу в глаза, а не по этому проклятому телефону.
-Ленка, - сказала она вдруг, прервав Лену на полуслове. – Давай ты все-таки приедешь в Москву, а?
И добавила в ответ на возражения:
-Ксюша не узнает. Я поселю тебя у друзей, и… И мы хотя бы сможем нормально поговорить.
Лена размышляла недолго, и через неделю и правда приехала в Москву.
Они не виделись почти восемь лет. С того самого дня, как Ася пришла к Лене – вся в слезах, в истерике, еле-еле объяснила, что произошло, и Лена сказала: «Езжай в Москву. К ней».
Ася тогда долго сопротивлялась. Ей все казалось, что есть другие способы, что она сможет справиться сама, но вот – не справилась.
И теперь, восемь лет спустя, встречала подругу на Курском вокзале.
Лена почти не изменилась. Выскочила из вагона – маленькая, стройная, летящая. Тряхнула копной светлых волос, расцвела Асе навстречу и кинулась на шею.
-Ну здравствуй, старая калоша.
Ася смеялась сквозь слезы, обнимая ее за шею. Она даже не ожидала, что ей настолько не хватало Лениного юмора, Лениного отношения к жизни, и к ней – к Асе.
Разомкнув объятия, Лена взяла Асино лицо в ладони и внимательно посмотрела.