Play

А ты продолжала жить. Смеясь, подшучивая, любя и улыбаясь всем вокруг, ты плыла по школьным коридорам словно «комок позитива» - как прозвали тебя наши ученики. Ты не делала ни единого шага для того, чтобы сблизиться со мной. На педсоветах садилась за одну парту с Завадской, рисовала что-то на многочисленных листках блокнота, и ухмылялась, делая вид, что хохот соседки по парте вызван вовсе не твоими художествами. Вечерами я часто замечала свет в её кабинете, и знала, что это вы вдвоем сидите и работаете над чем-то, недоступным моему пониманию.

И мне вдруг стало завидно. Не смейся, не стоит – это ведь было действительно так. Я завидовала Ленке, у которой был муж, cемья и в дополнение к этому была чудесная и непредсказуемая ты. Я не понимала: как же так? Ведь ты встречаешься с женщинами, у тебя есть любимая (та, которую я видела вместе с тобой на перекрестке), а у Завадской есть муж… И всё равно вы всюду были вместе – ходили под руку, не стесняясь, улыбались, снова что-то писали вечерами в кабинете истории. И – самое поразительное – никто не обращал на вас никакого внимания.

Так может быть, думала я, я что-то неверно для себя поняла? Возможно, на самом деле вы просто друзья и такие как ты способны дружить с женщинами, не испытывая к ним более никаких эмоций и не пытаясь сблизиться сильнее?

На мои первые попытки сближения ты отреагировала как всегда – вежливым удивлением и иронической улыбкой на губах.

В один из вечеров вы приняли меня в свою компанию. Мы сидели втроем у реки, пили коньяк, о чем-то говорили, смеялись. А потом ты пошла меня провожать.

Шла следом, в нескольких шагах, не делая попытки приблизиться, а я почему-то вся дрожала, и никак не могла успокоиться.

Мы не смогли подружиться. Ты вежливо игнорировала меня, подмигивала Завадской и убегала куда-то в толпе обожающих тебя учеников.

Всё было так, и ничего нельзя было изменить, но почему-то изменить очень хотелось.

Через несколько месяцев я поняла, что между тобой и Леной началось нечто большее, чем дружба, и впервые в жизни я не почувствовала к этому отвращения.

Ох, Ксюшка, Ксюшка… Ты спрашивала меня однажды, ревновала ли я. Ревновала – это было не совсем то слово. Я сходила с ума, я не могла спать ночами, не могла понять, что со мной происходит, и какое, черт возьми, мне до всего этого дело.

Я хотела невозможного. Хотела получить обратно твою любовь, но получить ее так, чтобы не пришлось ничего отдавать взамен. Я хотела, чтобы ты была… И пугалась этого до полусмерти.