Плеяды – созвездие надежды

— В России никогда не имели места такие недостойные поступки, как надругательство или ущемление достоинства послов. Никогда не грабили их имущества, не угрожали им! Подобные безответственные действия невозможны у нас. Не будет их и впредь. За это я могу поручиться. Причина того, почему посол Бекболат до сих пор не вернулся, мне неизвестна. Более того — я далее не слышал о казахском после, судьба которого вас волнует. Однако думаю: за его долгим отсутствием что-то кроется. Может быть, вы совершаете набеги на земли и территории, подвластные России? Угоняете скот, уводите людей?.. Если так, то это веская причина для наших ответных действий. Если смотреть правде в глаза, то виноваты вы сами! — доводы Тевкелева звучали убедительно. Бии выглядели несколько растерянными. — Русские правители не станут трогать мирных соседей без причины... О Бекболате не беспокойтесь. Русское правительство не смотрит на заложников как на пленников. Мы не заставляем заложников работать, не применяем к ним ни малейшего насилия. Живут они в нормальных условиях. Обещаю вам по возвращении домой добиться освобождения Бекболата, если, конечно, он взят в качестве заложника.

Недовольный тем, что люди его притихли и прумолкли, Жантума бесцеремонно прервал посла:

— У вас там в плену томится еще Шамабет, сын мурзы Шама. Сможете и его освободить?

— Сначала я должен узнать, почему он взят в плен. Получат или не получат пленные свободу — зависит от вас. Примете подданство великой императрицы русской, возвратите русских людей, которые были насильно уведены вами в ваши улусы, Россия вернет ваших людей.

— Э-э-э, это похоже на сказку! Кто же отпустит своих рабов без выкупа? Мы привыкли получать и давать выкуп! — не унимался бий.

Тевкелев пожал плечами и собрался было ответить, но Абулхаир опередил его:

— Я полагаю, господин посол, что у них нет больше к вам претензий.

Когда казахи остались одни, Абулхаир обратился к своим посетителям:

— Вы собственными ушами слышали ответы господина Мамбета. Если вы и вправду желаете, чтобы наши пленные вернулись из России живыми и невредимыми, ни один волос не должен упасть с головы этих... — Абулхаир показал головой за порог.

Бии отъехали от ханской ставки в угрюмом молчании. Сердце Абулхаира вдруг заныло: «Ох неспроста они пожаловали! Они ищут, к чему бы придраться. Сейчас им это не удалось, а завтра? Что будет завтра?..»

Тевкелев открыл дневник, чтобы внести в него только что состоявшийся разговор и свои впечатления от него. И невольно стал листать дневник — страница за страницей. Да, сложные события, запутанные пути-дороги, упрямый народ!.. И все же, несмотря на все препятствия и препоны, сделано уже немало, год 1731-й не был бесплодным!

И тут Тевкелев осознал, что до конца года осталось всего лишь два дня! Два! И что новый 1732 год посольство русской царицы встретит в загадочной, заснеженной казахской степи. Вдали от родной стороны...

Посольская и ханская ставки расположились в двух ложбинах, покрытых корявыми кустами и колючками. А за ними — холмы, холмы и застывшее море.

Русские и башкиры чувствовали себя неуютно в этих тесных котловинах. Чтобы развеяться, сбросить с себя томившую их печаль и скуку, они взбирались на холмы, всматривались в горизонт, будто ждали оттуда света и радости.

Неутомимые Зиновьев и Писарев и осенью, и зимой возились с какими-то приборами, брали на пробу почву и воду. Что-то писали, чертили, заносили в журналы. Едва показывался кто-нибудь чужой, они прятали свои приборы в мешки и делали вид, что рубят кусты, заготавливают топливо. Посольский люд обычно ходил за ними по пятам и помогал им: все развлечение, возможность отвлечься от грустных и тревожных дум.

Голые заснеженные просторы томили душу. Пронзительный ветер гнал рябую поземку, мгновенно заметал следы. Будто земля эта изначально была непримирима ко всякому следу, твердости и постоянству. Там, где вчера еще высился большой сугроб, сегодня чернели пески. Там, где такыр звенел под ногами, — горбился сугроб... Где степь, где море? Не разберешь: все сияло белизной. И скользили, ползли, извивались тысячи белых змей, желая обогнать одна другую.

Тевкелеву приходило порой на ум, что он и его люди — точно моряки, потерпевшие крушение. Выбросило их в середину безграничного океана, прибило к необитаемому острову. И хотелось бы снова выйти в море и плыть дальше, к родному берегу, да корабль разнесло в щепки... Только по солнцу, которое каждое утро восходит и каждый вечер заходит в одном и том же месте, можно сосчитать, сколько однообразных, томительных дней прошло, протекло здесь, вдали от людей и привычной жизни. Другой, совсем другой жизни... С утра до вечера с отчаянием, тоской и надеждой смотрели они на это равнодушное бесстрастное солнце. Степняки эти не менее опасны, чем неведомые моря и океаны. Едва сделаешь неверный шаг, едва оступишься — поминай как звали...