Плейбой

Я качу коляску, радуясь лучам солнца, что светят ради Айлы, но сама мечтаю о грозе. О дожде, который смоет боль и страдание, превратив в лужицы. О ветре, что подует с такой силой, чтобы я онемела. Онемение было бы лучше, чем боль в груди. Если я думала, что знаю, что такое разбитое сердце до встречи с Кэмом Харди, то ошибалась. Это не просто разбитое сердце — это невыносимо.

Больше всего меня преследует тот взгляд, будто все, что я говорила и делала ранее, было ложью. Будто никогда не заботилась о нем. В глазах Кэма я злодейка. И это убивает. Я никогда бы не хотела причинить боль тому, кто заставил меня почувствовать себя более собой, чем когда-либо раньше.

— Мамочка, а Кэм вечером придет? — спрашивает Айла, так же, как и последние две недели, с того дня, когда он привез ее, а я приказала не возвращаться.

Я не знаю, что сказать. Нику и его семье наплевать на эмоции малышки. Но Кэма она полюбила. То, что он сводил ее в парк с батутами и купил мороженое в тот день, когда пришлось все закончить, только усугубило ситуацию. Кэм Харди — тот мужчина, о котором читаешь в любовных романах, но никогда не поверишь, что он существует в реально жизни. Но он существует. И любил меня.

Если бы Кэму не пришлось приводить Айлу домой в ту ночь, я бы дождалась следующего дня, чтобы все закончить. Но не могла больше смотреть с Кэмом ни один фильм и прижиматься к нему. Мне нужно было покончить с этим, закрыть глаза и сорвать пластырь.

— Не думаю, детка, — я выдавливаю из себя эти слова.

Я чувствую себя чертовски измотанной.

— Почему, мамочка? — капризничает она. — Почему он не может прийти? Я скучаю.

Она не понимает. Не понимает, что я просто пытаюсь уберечь ее от дальнейшей боли. Когда Кэм попадет в НХЛ, у него не будет времени на нас. Айла этого не заслуживает.

Я толкаю коляску быстрее. Легкие, кажется, вот-вот взорвутся. Не от физических упражнений, а от того, что эмоции похоронены внутри. Я знаю, что не смогу сдерживаться вечно.

— Он просто очень занят, — отвечаю я. — Хочешь пойти на детскую площадку?

— Я хочу Кэма, — шепчет Айла, и когда я выглядываю из-за коляски, то вижу, как у нее дрожит нижняя губа. — Только его.

И если раньше я думала, что чувствую себя плохой матерью… ничто не могло подготовить к этому.

Кэм

Я выхожу из душа, но пустота не покидает.

Надевая одежду, я беру обувь. Я никому не рассказал о звонке из «Брюинз». Даже родителям, в основном потому, что не хочу с ними говорить. Я перезвонил тренеру Монтгомери на следующий день после того, как Эддисон разбила мне сердце, и сказал, что согласен. И если бы не любовь к команде и желание закончить сезон вместе с ними, я бы прямо сейчас уехал в Бостон. Но знаю, что мне нужно поговорить с тренером ЛаКонте. И когда-нибудь с товарищами по команде.

— Думаем за стейками пойти после тренировки, ты как? — спрашивает Линк из раздевалки. — В центре новое место открылось.

— Там спиртное есть? — спрашиваю я, не глядя на него. — Пойду только так.

Краем глаза замечаю, как он опускает голову.

— Откуда мне знать. Сегодня будний день, чувак. Тебе обязательно нужно напиваться? Вчерашней и позавчерашней ночи было мало?

Ударив ладонью по шкафчику, я резко говорю:

— Да, черт возьми, мало, — я хватаю сумку. — Знаешь что? Я все уже решил. Вы с О'Брайеном можете идти нахер.

— Что за херня, Кэм? — ревет Броуди, направляясь ко мне. — Я уже сыт по горло твоим поведением. Продолжай в том же духе, и сможешь защитить себя только на льду, — он подходит вплотную, сузив глаза. — Посмотрим, где ты будешь без меня, придурок.

— У меня все будет в порядке, О'Брайен, — рычу я. — И ты это знаешь.

Я не злюсь на него. Просто не могу кричать на ту, на кого действительно зол. А правда в том, что я знаю, О'Брайен нужен мне на льду. Но слишком больно, чтобы произнести это вслух. Все, что я могу, это причинять боль ему и всем, кто попадается на пути.

— Тебе повезло, что я хочу сохранить место в команде, урод, — бормочет он. — Иначе бы набил тебе морду.

Моя рука тянется назад, но прежде чем успеваю ударить, кто-то оттаскивает меня.

— Остынь, — голос Хантера гремит в ухе. — Я не шучу, — он выталкивает меня из раздевалки в коридор. — Харди, что бы там ни было, ты должен с этим разобраться. Прежде чем разрушишь команду.

— Отстаньте от меня! — я вырываюсь из его хватки. — Я не могу, черт возьми, все исправить!

Моя грудь вздымается, и он вздыхает.

— Харди, по-чесноку… это не выход. Поверь, я знаю, испытывал то же самое. Черт возьми, даже сейчас, — его глаза смягчаются. — Но это твоя команда. Твои братья. Не отвергай их. Не сейчас, когда они рядом с первого дня.

Я смотрю вниз, ноздри раздуваются от гнева, но чувство вины начинает ползти по позвоночнику.

Похлопав меня по плечу, он поворачивается.

— Увидимся завтра. Подумай о моих словах.

— Харди, — голос тренера гремит из конца коридора. — В мой кабинет. Немедленно.

Прекрасно, черт побери.

Волоча ноги, я направляюсь к кабинету.

— Закрой дверь и сядь, — приказывает он.

И хотя не хочу, я слушаюсь.