Плейбой (СИ)

Лёша закатывает глаза и вздыхает так, будто его только что официально сослали в Сибирь на рудники, но разворачивается, открывает входную дверь и делает мне приглашающий жест рукой; хотя с его выражением лица он с таким же успехом мог сказать мне «Выметайся!».

Но у меня, в отличие от него, с воспитанием всё было в порядке, так что я сначала подхожу к Анне Андреевне попрощаться.

— Спасибо вам за всё, что вы сделали для меня сегодня, — искренне благодарю женщину и пытаюсь сдержать накатывающие волнами слёзы.

— Говоришь так, будто мы с тобой больше никогда не встретимся, — фыркает она в ответ и приобнимает меня за плечи. — Ты просто помни, что между нами не сотни световых лет, а всего-то старый захудалый двор; если тебе будет нужен свет, или просто захочется с кем-то поговорить, знай, что мои двери всегда для тебя открыты.

Шмыгаю носом и киваю, мягко выпутываясь из её объятий.

— Между прочим, здесь в прошлом году сделали ремонт, а вы обе сейчас затопите весь дом, — ворчит за моей спиной Шастинский. — Вам не стыдно — пускать насмарку труд простых работяг?!

— И где только подевались твои манеры?.. — вздыхает женщина и уходит куда-то вглубь квартиры.

Пока мы спускаемся вниз, я пытаюсь абстрагироваться от мысли, что иду рядом с малознакомым парнем; и пусть он хоть трижды будет внуком Анны Андреевны, это ни о чем не говорит.

Может, мать Гитлера тоже была хорошей женщиной.

Правда, атмосфера между нами резко меняется, стоит нам оказаться на улице; с Лёши будто слетает шелуха, когда он выходит под снегопад и поворачивается ко мне.

— Где ты живёшь? — спокойно и участливо спрашивает он.

— В соседнем доме, — отвечаю тихо и рукой неуверенно указывают направление. — Слушай, ты правда не обязан провожать меня, здесь ведь недалеко, я вполне могу дойти сама.

— Нет, не можешь, — как-то по-мужски не соглашается Лис, и я чувствую силу, волнами исходящую от него, но она не пугает, а, наоборот, успокаивает. — В это время суток небезопасно ходить по тёмным дворам в одиночку — особенно такой красивой девушке.

Вот ей Богу, если бы подобный комплимент отпустил Сталевский, меня бы уже давно скрутило спазмом от приступа тошноты, но с Лисом такого я почему-то не испытывала; вместо этого я почувствовала лишь какое-то внутреннее волнение — как бывает, когда разворачиваешь ленточку на долгожданном подарке.

Лёша кивает, предлагая мне наконец двинуться в путь через двор, кишащий шумными подростками, которые оккупировали лавочки, и молодыми людьми постарше с бутылками в руках. Наш двор и в светлое время суток не был безопасен, а уж ночью…

Кто-то из подростков швыряет в железную урну не то бутылку, не то камень — в общем, звук получается громким, резким и довольно неожиданным; шарахаюсь ближе к Лису, но до конца свои действия осознают лишь тогда, когда он уверенно сжимает одну мою ладонь своей рукой.

Второй ладонью я намертво вцепилась в его предплечье.

— Все хорошо, не бойся, — фыркает парень и поудобнее перехватывает мою руку, которую я, придя в себя, пытаюсь отнять, но всё без толку. — И меня тоже бояться не стоит, я ведь не серийный маньяк.

Напускаю на себя уверенный вид, чтобы скрыть внутреннюю дрожь.

— Конечно, любой маньяк так и сказал бы.

Слышу его тихий смех, от которого по внутренностям разливается спокойствие, и пытаюсь договориться с той частью себя, которая вопит от возмущения, потому что я всё ещё позволяю Шастинскому держать мою руку.

«Это не симпатия, — уговариваю себя. — Всего лишь компромисс, чтобы не было страшно».

— Это твой дом? — вырывает меня из мыслей Лёша.

Осматриваюсь и киваю, пытаясь понять, почему мне вдруг стало грустно.

Господи, Кристина, только не говори, что тебе понравилось идти под руку с этим насыщенным индюком!

— Может, проводить тебя до квартиры? — Он слегка вопросительно приподнимает бровь.

— Не нужно, подъезд у нас точно спокойный.

И это действительно так: в основном, соседство здесь составляли одинокие пенсионеры и семьи с маленькими детьми, так что опасаться было некого.

Разве что темноты, которой я боюсь до чёртиков.

Но не признаваться же в этом Лису!

— Тогда я пошёл, — криво улыбается парень, и на секунду мне мерещится озорной мальчишка с пляшущими чертями в глазах.

— Спасибо, что проводил, — неуверенно отвечаю и чувствую себя при этом глупо, но ещё сильнее мне хочется наконец оказаться в родных стенах своей комнаты размером два на два.

Робко машу ему рукой и скрываюсь в тихом и тёмном подъезде; чтобы подниматься было не так страшно, считаю ступеньки, потому что лифта у нас отродясь не было, и в квартиру буквально влетаю.

Вдох-выдох, Кристина.

Ты в безопасности.

— Привет, дорогая, — улыбается из кухни мама. — Как день прошёл?

— Хорошо, — неуверенно улыбаюсь в ответ, впервые осознавая, что говорю правду. — Немного устала и слегка проголодалась, а так всё в полном порядке.

Кажется, мой ответ удивляет родительницу, если судить по тому, как лихорадочно засветилось её лицо.

— Отлично! В таком случае переодевайся и приходи ужинать — отец сделал твою любимую курицу под ореховым соусом.