— Ты даже о
Я попытался выровнять дыхание.
— И что теперь? Ты не хочешь от меня детей?
— Я так не говорила, — осторожно возразила она. — Я сказала, что
— Слоан, это лучшее, что я могу тебе дать. И я ничего не могу изменить.
— Я знаю. Но это значит, что ты должен реально смотреть на свои возможности — на
Но это
На сцене стихла музыка, значит, разогрев закончен. Мы оба это слышали. Зейн протянула мне очередной «ред булл» и подняла руку, давая понять, что мой выход через три минуты.
— Послушай, тебе пора, — смягчилась Слоан. — Поговорим об этом потом, ладно? Не стоит заводиться перед выступлением.
Я снова сжал виски пальцами.
— Слоан…
— Созвонимся вечером, Джейсон. Я тебя люблю.
Звонок прервался.
Я положил телефон на колени и закрыл глаза ладонями.
Жизнь вдали от Слоан убивала меня. Я совсем расклеился. Так больше продолжаться не может.
Не было ничего общего с тем, как мы болтали, когда только познакомились. Телефонного общения больше не хватало, а при той скорости, с которой работала Слоан, я сомневался, что она сможет прилететь ко мне в Париж. Теперь еще и это? От чего еще она готова отказаться?
Я потащился на сцену и сделал все, что от меня требовалось, не переставая думать о нашем разговоре.
В середине выступления у меня был небольшой перерыв, и я снова позвонил Слоан.
— Привет, — сказала она, поднимая трубку.
— Я хочу знать, что ты сделаешь все возможное, чтобы мы жили вместе, — начал я без прелюдий.
— Что я должна тебе сказать? Что забеременею и буду, словно группи, везде таскаться за тобой, пока тебе не надоест быть рок-звездой? — раздраженно воскликнула она. —
— Почему ты так настаиваешь, что ничего у нас не получится? Я
—
— Была бы стабильность, если бы ты была
— Джейсон, я не могу дать тебе стабильность. Я больше не хочу понижать качество
— Слоан…
Она судорожно вздохнула.
— Джейсон, мне пора.
И повесила трубку.
Я с силой швырнул телефон в стену.
Осколки долетели до Зейн, которая стояла у пожарного входа и что-то печатала.
— Ты ведь в курсе, что до завтра я не смогу достать тебе новый? — тихо произнесла она.
— Че-е-ерт!
Я с яростью провел пальцами по лицу, а потом обратил свой гнев на ближайший неодушевленный предмет и пнул дымогенератор.
— Задолбал уже это чертов
У фонтанчика для питья крутились ребята из подпевки. Увидев меня в таком состоянии, они, наверное, подумали, что я окончательно слетел с катушек.
Может
Я выдернул из уха наушник и ринулся в туалет, чтобы ополоснуть лицо. Оперся руками на раковину, пытаясь восстановить дыхание.
И что теперь? Цена за мою любовь стала еще выше? Ей и так годами придется мотаться за мной по свету, больной и измотанной. Скучать по друзьям и семье, отказаться от рисования. А теперь я еще и лишаю ее радости материнства?
Я всего-то хотел, чтобы она сказала мне: все будет хорошо. Мы справимся. Преодолеем все трудности. Но она
А с чего ей все это говорить? В такой жизни нет
Вошла Зейн. Она не испугалась моего приступа ярости, что может означать одно из двух: либо у нее отсутствует инстинкт самосохранения, либо приступы, хроническая усталость и звездные ублюдки для нее в порядке вещей.
Черт, может, так и есть.
— Пошлешь Слоан цветы? — пробурчал я, не глядя на нее.
— Знаешь, что сейчас действительно нужно Слоан? — спросила она. — Чтобы ты перестал быть таким мудаком.
Я поднял глаза и уставился на нее. Она стояла, скрестив руки на белоснежной футболке.
— Как ты? — сухо поинтересовалась Зейн.
— Нормально, — проворчал я.
— Мне так не кажется. Ты дерьмово выглядишь. И изъясняешься дерьмово, подумай об этом.
Я прищурился на нее в зеркало, но она невозмутимо прислонилась к стене и скрестила ноги.
— Сегодня на ночь выпьешь снотворное, и не надо сопротивляться, — безапелляционно выдала она. — Пока не вернется Слоан, будешь пить по таблетке каждый день. Ты не высыпаешься и становишься мудаком.
Я отвел от нее взгляд и тяжело вздохнул.
— Прости. Я просто… Просто я по ней скучаю.