Племенные войны

Эшелон пришел в Петроград через восемь дней. На узловых станциях от него старались избавиться в первую очередь, в пути бандитствующие крестьяне не пытались тормознуть с целью грабежа, захваченные белыми территории объезжались сторонними маршрутами, так что вся поездка прошла тихо, мирно, и обошлось без жертв.

Вступление в Красную армию для Тойво было, конечно, крайне нежелательно. Он не участвовал в войне в родной Финляндии, незачем было заниматься этим и в недружественной России. Но обстоятельства сложились так, что в тот момент это был самый правильный выход. Убийство безымянных русских охранников даже в такое лихолетье представляло последующий выбор из двух блюд: в бандиты к дезертирам и крестьянам, либо в бега. Можно, конечно, было остаться в Перми и ждать милости от властей, когда они, без всякого сомнения, определят причастность его к этим странным смертям. Но государственная милость, а большевики уже сделались именно государством, всегда выражалась в казни без суда и следствия, либо в казни с судом и следствием.

Если чуть раньше Антикайнена одолевали сомнения в своем поступке, то теперь они становились все призрачней и призрачней. Проехав пол страны, он утвердился во мнении: одиночке добраться до Питера невозможно. Или красные прибьют, или белые прихлопнут, или бандиты растерзают. Или сиди на заднице ровно и жди, когда война пройдет.

Впрочем, сидеть ровно не получится: сразу перед глазами возникала картина двух мертвецов, стоящих на коленях и поддерживающих друг друга винтовкой Мосина. У того, в котором сидел штык, крови не было совсем. У того, кто этот штык держал, рубашка на груди так пропиталась ею, что отвисала, как живот у рахита. Как же их хоронить-то будут, коли они окоченели в таких позициях.

Лучше об этом не думать, тем более что совесть как-то молчит и не мучит: что сделано — то сделано.

Только в Финляндию выбраться сделалось сложнее. Не потому, что труднее перейти через границу — нелегально, естественно — а потому что не возвращаться же к любимой женщине с пустыми руками! Числиться дезертиром и мотаться по Советской Карелии, в Кимасозеро, а потом уже выбираться из него — только на удачу уповать не следует, потому как она, как известно, переменчива.

В Петрограде новобранцев сразу же отправили на сборный пункт в Гатчину. Тех, кто впервые взял винтовку в руки, вмиг определили на фронт, чтобы там, так сказать, набираться боевого опыта. Прочих же, выделенных пытливыми глазами боевых офицеров, сгруппировали по языковым признакам и назначили им краткосрочные курсы повышения квалификации. Пушечное мясо уехало, те же, кто был костьми, заново начал этим мясом обрастать. Закон военного времени.

Финнов в Питере без дела болталось не в пример больше, чем эстонцев, поэтому из финнов формировались батальоны. Руководство отделениями, взводами и ротами было предоставлено самим чухонцам, отдавая предпочтение былому опыту гражданской войны и обучению в шюцкоре.

Эстонцев было мало, и все они стремились пристроиться к обозу, чтобы колоть дрова, за лошадями ходить, тяжести носить. Латыши все скопом по ЧК разбежались, литовцы с поляками сделались кавалеристами и тоже ушли в неизвестном направлении — вероятно, к конюшням. Мадьяров, румынов и прочих малых представителей больших народов присовокупили к русским и дали им всем по флагу в руки.

Все, можно было заниматься формированием Красной гвардии, упустив из названия два слова — «рабоче-крестьянской».

Тойво оказался среди избранных, что было совсем неудивительно. Едва только к ним в роту пришел инструктор, как он сразу же сложил свои полномочия, и новым инструктором сделался сам Антикайнен. Может, это могло показаться кому-то странным, но не Акку Пааси, который затащил Тойво в каптерку и долго тряс ему руку в приветствии. Он-то и был этот инструктор.

— А нам Бокий сказал, что ты в овощ превратился, перенапрягся там что-то, или как-то так заболел, — сказал он.

— Я тут в овощ быстрее превращусь, — криво усмехнулся Антикайнен. — С деньгами-то моими разобрались?

— Да все нормально, никто не в накладе, — махнул рукой Акку. — Ладно, некогда мне с тобой в разговоры играть: раз ты теперь инструктор — учи их сам по своему усмотрению. А мне в Питере еще вещами кое-какими заниматься надо. Бывай!

Он скорехонько убежал, а Тойво остался, все больше и больше погружаясь в тоску.

  When there's nothing here to save the day,
  Then we have to say:
  There's a reason for it.
  When there's nothing left for us to do,
  You're left without a clue.
  There's a reason for it.
  Don't know how it got away from me,
  Don't know how I let things go, you see,
  Don't know why it took a sudden turn,
  Didn't seem to be a big concern.
  There's a reason for it[7]

.