Племя

— Ты совсем чокнулся? — начал Вадим, стараясь подавить в себе злость, но та подступала все ближе, и лишь она помогала вспомнить, что Вадим тоже живой человек. — Это что еще за новости?

— Что-то не так? — спросил Шон, даже не вставая со стула, чем еще больше бесил своего собеседника.

— Ты, кусок идиота, притащил в мой город монстра? Ты думаешь своей головой? Если я дал тебе право проводить опыты, это не значит, что ты здесь всесильный. Здесь я сила! Только я имею право на такое, но даже я себе такого не позволяю!

— Да, и я понимаю почему. Вон, посмотри, — Шон, не стесняясь, указал пальцем на стоящего в дверях ученого, — этот гений, доктор власть-подлизовских наук, многого ли добился? А? — Родригес ненадолго замолчал. — Вот именно! — вдруг закричал он и вскочил со стула, оказавшись всего в нескольких сантиметрах от лица Вадима, чем заставил понервничать стоящего рядом солдата. — Он не сделал ни черта полезного! Потому что он способен только жалобно скулить, как последняя собака! И сколько таких, как я в прошлом, вылезших из кожи вон, лишь бы угодить его величеству? Но вдруг, когда у меня появилась возможность поставить его на место, вы пришли сюда, чтобы лишить меня этой возможности. Но знайте, я ее так просто вам не отдам, это дело всей моей жизни, а вы все и понятия не имеете, что это такое, ведь для вас жизнь — всего лишь гонение за прошлым, желание вернуть прежние устои, их самые мерзкие стороны. Вас воспитали во лжи и жестокости, и теперь вы хотите мстить за то, что кто-то оказался лучше. Достойно принять поражения вы не сможете никогда.

— Сколько красивых слов, да вот только совершенно пустых. Ты заикнулся о моем воспитании. Это прекрасно, давай же, я тебе расскажу. Мой отец мог бить меня несколько раз в день, за все: мятую одежду, невыученные уроки, незаправленную кровать — и с каждым ударом я понимал свою ошибку, пытался ее исправить. Когда стал взрослее, я понял, почему мой отец так поступал. Он это делал потому, что сила в жесткости, в тотальном контроле и дисциплине. Боль закаляет нас, боль лучше любой книги. Сколько требовалось просидеть за книгами в поисках истины — часы. А сколько ударов требуется для осознания этой самой истины — всего парочку. Но удары дают нам возможность прочувствовать эту истину, окончательно ее закрепить в своем инстинкте, ведь человек — животное с теми же инстинктами. Я говорю все это для того, чтобы ты понял один простой факт: бить нужно всех, кто этого заслуживает. Всех: рабочих, подчиненных, женщин, детей, друзей — порой нужно вправлять мозги. И сейчас ты как никто другой заслуживаешь этой участи. Ты посмел оскорбить меня на моей земле, лезть в мое прошлое, унижать моих людей. Язык — твой враг. Ты — ходячий труп, Шон. Если ты сейчас же не поймешь это, то только усугубишь ситуацию.

— Мне плевать, что ты думаешь обо мне, о моей дальнейшей судьбе. Ты заявился сюда, пугаешь меня своей всесильной властью, пытаешься заставить меня дрожать от страха. Но я не тот, кем мог тебе показаться. И я готов поставить жирную точку в нашем диалоге — я продолжу свои опыты.

— Продолжай, упертая ты скотина! Но заруби себе на носу: мне плевать, если что-то случится с тобой или твоей подружкой, вы мне надоели! Хоть сдохните, я буду даже счастлив! Но если я узнаю, что от ваших опытов пострадает хоть один житель…

Покрасневший от гнева Вадим изо всех сил пытался испепелить Шона своим взглядом, но Родригес уверенно отражал эту атаку. Гордой походкой, но полный злобы и привкуса поражения, Вадим со своей свитой ушел из гаража, оставив Шона охлаждаться от яростного спора.

Поняв, насколько Родригеса вывели из себя, Роза подошла к нему сзади и нежно обняла за плечи. Ощутив на себе ее легкие ладони, Шон стал дышать глубоко и неторопливо, закрыв глаза. По телу пробегала легкая дрожь.

— Никогда не видела тебя таким, — мягким, полным гордости голосом заговорила Роза, — но это было круто.

Шон улыбнулся на этот забавный комплимент и повернулся к девушке, пытаясь утонуть в ее блестящих глазах, вдыхая сладкий аромат ее духов. Какой же контраст! Насколько же переменчивы бывают эмоции, когда переходишь от криков с врагом к приятным разговорам с любимым человеком, но очень важно совладать с собой, чтобы пламя гнева, разросшееся после спора, случайно не перебросилось на невинных.

Смерив мутанта взглядом, параллельно посматривая в сделанные записи, Шон с небольшим усилием дернул за дверь клетки. Помещение заполнил металлический грохот.

— Как думаешь, — спросил Родригес, — выдержит эта клетка, если Драугр вдруг оживет?

— Не знаю, наверное.

Закрыв все возможные замки, Шон и Роза направились домой.