Племя деревьев. О чем говорят корни и кроны

– Вы упомянули о маленькой шутке, которую сыграли со мной. Что именно вы имели в виду?

– Твою попытку подключиться к моему потоку информации. Мы так надеялись, что ты попытаешься, и пришлось устроить для тебя небольшую ловушку.

– Значит, ваше молчание, ужасный шум потока информации были лишь уловкой, чтобы заставить меня подключиться? Не проще ли было попросить меня об этом?

И снова могучий хохот Летописца разнесся эхом по долине. Такого смеха не было слышно уже несколько десятилетий. Его радость проникала в глубины земли и взмывала высоко в небо, заставляя цветы распускаться в листве, а птиц танцевать среди ветвей.

– Этого было бы недостаточно, дорогой Лорин. Недостаточно уметь просто жонглировать потоком информации, нужно еще проявить дух предприимчивости и способность к исследованию. Качества, которые всегда были редкостью среди нас, Летописцев, и о которых в последнее время, кажется, вовсе забыли. Иными словами, для выполнения той задачи, которую ставит перед тобой племя, нам нужен был Летописец с хорошей долей Чернозема.

Как бы я ни ценил комплименты, подтекст разговора начинал меня беспокоить. Что это за задача? И как быть с моим стремлением работать в библиотеке-лабиринте?

Я высказал сомнения Летописцу, но было уже поздно. Все его внимание уже было поглощено подготовкой к большому празднику, который он хотел сделать незабываемым. Придется подождать.

Глава 4. Памятный праздник

Памятный праздник – немаловажное дело для сообщества. Прежде всего совершенно невозможно представить себе памятный или вообще какой-либо праздник без присутствия клана Черноземов в полном составе. И, бесспорно, вечеринка, удостоенная такого названия, не могла быть организована никем, кроме Черноземов.

Поэтому, когда новость начала разлетаться по племени, стало ясно: Черноземам придется изрядно потрудиться, чтобы успеть все идеально спланировать за столь короткое время. Учитывая, что праздник должен быть в мою честь, а я жил на поляне, фактически отделявшей холм Черноземии от долины Летописцев, и что, по всеобщему мнению, я должен был войти в клан Черноземии, Черноземы приложили все усилия, чтобы подготовить вечер на славу.

Моим домом всегда была эта чудесная поляна на границе. Она называлась Пьян-ди-Меццо, и я никогда не представлял себе более счастливого места для жизни. Ручей, сбегающий с холма к морю, делил поляну на две более или менее равные части, плавно пересекая ее. Слева (если смотреть на холм) живу я и еще один более старый летописец, Ранда, который уже долгие годы ни с кем не общался. О нем я знал только то, что говорили в клане: когда-то он с большой ответственностью отнесся к строительству библиотеки-лабиринта. Поговаривали даже, что возможно, он единственный из ныне живущих знает полную карту библиотеки. И это, как вы понимаете, не могло меня не впечатлять и, как мне казалось, было хорошим знаком для моего будущего. Более того, я твердо решил: рано или поздно Ранда нарушит молчание и расскажет мне все, что знает. Поэтому каждое утро, сразу после пробуждения, и каждый вечер перед сном я посылал ему сердечный привет, как подобает добрым соседям, и ждал ответа, который, – в этом я был уверен, – рано или поздно последует.

Справа от ручья (глядим на холм) было особенное место. Я не смог бы описать его иначе, как маленький природный театр. Благодаря захватывающему виду он стал излюбленным местом встреч на закате. Именно оттуда любили наблюдать за медленным живописным спуском солнца в море.

По утрам в Пьян-ди-Меццо туман с моря сгущался на лугах, окутывая моих товарищей и даря приятную влажность даже жарким летом. По вечерам прохладный ветерок спускался с холма и нежно раскачивал наши кроны.

Трава и полевые цветы устилали поляну пестрым ковром. Перед его очарованием никто не оставался равнодушным, за исключением нескольких неотесанных и неуклюжих животных, время от времени переходивших поляну и ценивших лишь питательную силу прекрасного шедевра. Мне было даже немного их жаль: все стоят и стоят, склонив головы к земле, набивая огромные желудки и не радуясь чуду вокруг. Но такова жизнь, которую они выбрали для себя, ничего не поделать. Возможно, они даже были счастливы: как понять их, таких непохожих на нас?

Наконец, у подножия Пьян-ди-Меццо сверкало море, синее и такое яркое, что в солнечные дни на него невозможно смотреть. Огромный залив, по обеим сторонам которого нависали горные мысы, где всегда жили могущественные Гурры. Даже издалека они казались высокими и стройными, словно гигантские воины, защищающие общину. А когда они медленно покачивались в такт ветру, возникало чувство полной безопасности. Кто осмелился бы угрожать земле, которую защищают Гурры? Сама мысль об этом казалась тогда нелепой.

Я как раз отдыхал в Пьян-ди-Меццо, греясь на утреннем солнце в преддверии большого вечера. И тут счастливая Лизетта, неутомимая и потому не понимающая, как другие могут иногда испытывать усталость, примчалась и бесцеремонно уселась напротив меня, заслонив собой свет.