Когда раздался сигнал к обеду, конструкция в общих чертах была готова. Осталось только нарезать тростник, увязать его в снопики и застелить ими крышу, но эту работу Сергей Петрович собирался возложить на молодежную Лизину бригаду, а его работницам во второй половине дня хватит и других дел.
Узнав, что грибы отменяются и вместо этого надо лезть в воду и опять резать этот противный тростник, Лизины девчонки разочарованно вздохнули. Но что поделать – такова жизнь, тем более что Сергей Петрович пообещал, что если они быстро управятся, то и грибы от них тоже никуда не убегут.
Итак, двадцать пар рук деловито заработали. Одни режут, другие вяжут, третьи оттаскивают, четвертые застилают. Единственная забота – чтоб никто не навернулся с верхотуры при застилке. Ходить по такой хлипенькой крыше нельзя, и все придется делать со стремянки. Девчонки помотали головами – уж они-то, мол, уж не навернутся; по деревьям лазать умеют, хоть и не обезьянки.
Когда обед для строительной бригады подходил к концу, вернулся Антон Игоревич со своими помощницами и привез четыре плетеные корзины, доверху наполненные крупными неровными комьями ржавого цвета. Он выгружал их с такой гордостью, словно это были золотые слитки.
– И что, Игоревич, – недоверчиво спросил Сергей Петрович, – это и есть болотная руда?
– Да, – радостно ответил геолог, глаза которого сияли вдохновенным блеском неисправимого энтузиаста, – причем как бы не наилучшая. Химический анализ я тут тебе сделать не могу, но на глаз из ста килограммов смеси такой руды с древесным углем выйдет до двадцати килограммов железа; и мы, считай, на этой прелести буквально сидим. Даже далеко ходить не пришлось. Нашел руду прямо там, где Антошка со своими девочками ловит рыбу. Сверху дерн, под ним сантиметров тридцать-сорок песчано-илистых наносов, а под ними – слой такой вот руды до полуметра.
– Понятно, – улыбнувшись, кивнул глaва клана, – значит, мы теперь будем с железом.
– Ну, до железа нам еще пока далековато, – произнес бородач, – сперва надо накопать этого добра – а дело это, ты сам понимаешь, нудное и грязное – потом промыть и просушить, обжечь на костре, чтобы удалить органику, нажечь древесного угля, построить домницу, и только потом сделать первую плавку.
– Так, – сказал Петрович, – а вот сушить и обжигать можно не на костре, а в обжигательной печи. Будет быстрее, да и руда окажется почище.
– Верно говоришь, – кивнул счастливый копатель, при этом озабоченно почесав подбородок, – только вот печь нам сейчас нужна именно для обжига кирпича, да и все люди заняты сейчас на стройке. Не оторвать ни одной пары рук…
Он замолчал и хитро посмотрел на учителя. Тот слегка хмыкнул и едва заметно кивнул.
– Кстати, Петрович, – спросил геолог, – цемент собственного производства получить хочешь?
– Конечно, хочу, – оживился тот, – причем побольше и побыстрее. Но как?
– Дело в том, – с азартом начал тот, садясь на своего любимого конька, – что железная руда – это не только ценный мех, в смысле само железо, но при добавлении в шихту известняка для увеличения текучести шлака это самый шлак превращается в неплохое сырье для производства цемента. Правда, тут есть несколько «но». Во-первых, жидкий шлак надо выпускать не прямо на землю, а в воду – для получения стекловидных гранул. Во-вторых, эти гранулы надо будет еще потом размолоть или растолочь в пудру. В-третьих, характеристики этого цемента будут плясать как бабка на базаре – от сотой до пятисотой марки, ибо конкретный состав такой вот руды – дело ужасно нерегулярное.
– Так, – сказал Сергей Петрович, – тогда это точно не на этот год. Размалывать твои гранулы нам сейчас нечем.
– Ну не скажи, Петрович, – возразил геолог, – примитивную мельницу из бурового станка я тебе смастерю. Производительность, правда, будет небольшой, но и домница за одну плавку даст не больше полутора сотен килограмм шлака. Вопрос только в мельничных жерновах. Желателен песчаник, хотя и плотный известняк тоже подойдет.
– Не соблазняй, Игоревич… Конечно, хорошо было бы выложить фундамент на цементном растворе, а не на известковом тесте, но лишних рабочих рук у нас нет. Да и руки эти, как ты сам понимаешь, женские и необученные. Мне и так их иногда до слез жалко, но понимаю, что по-другому нельзя, иначе мы все тут, вместе с ними, зимой передохнем.
– Жалостью, – назидательно произнес специалист по недрам, – устлана дорога в ад. А эти девочки достойны не жалости, а гордости. Выносят все наши издевательства над их естественной природой без единого стона, и даже улыбаются. Знаешь, я ведь раньше считал эту твою затею с прогрессорством чистейшей авантюрой, и пошел на нее только потому, что ТАМ деваться мне было некуда. Не хотел быть никому не нужным стариком, одиноко доживающим свои годы. Но теперь – подумать только – у меня есть жена, каких еще поискать, приемные дети, и скоро будет свой родной ребенок. Пожив тут с этими людьми, я уже думаю, что скорее всего, у тебя что-нибудь да получится, и потому, именно ради них, хочу дать тебе как можно скорее собственный металл и цемент.