Странно, почему я не радуюсь? - подумал вдруг мальчишка, шагая вслед за золотой спиной Вайми. Вот, я, можно сказать, разрубил гордиев узел, рядом со мной новый друг, впереди встреча со старыми друзьями - а я чувствую себя так, словно только что Родину продал...
Мужчина должен выбирать самый трудный путь, - вдруг вспомнил Максим. Это ему однажды говорил отец. А он выбрал легкий путь. Струсил, проще говоря.
Но возвращаться было уже слишком поздно.
- Ну вот, это последний, слава труду, - Файму, глубоко дыша и утирая пот, опустила на землю последнего пленного Хоруна, которого она, вдвоем с Талкой, утащила в эту рощу - как и многих прочих. Хорун с дикой злобой смотрел на неё, но сделать что-либо ещё не мог: витки самодельной, но весьма прочной веревки из каких-то длинных стеблей стянули его тело, примотав его к длинной крепкой жерди и делая совершенно беспомощным. - Ну что ж, приступим, - она деловито полезла в висевшую на плече плетеную сумку - странно изящную на вид. Антон не удивился бы, увидев что-то такое дома, в магазине народных промыслов. Сумку Файму, естественно, сделала сама...
Мальчишка вздрогнул, заметив, что пылающий взгляд Хоруна переместился на него.
- Я запомнил тебя, гнида белобрысая, - процедил пленник. - Очень хорошо запомнил. Пусть здесь не умирают - но для тебя я, поверь, найду способ, пусть даже искать придется тысячу лет. И ты тысячу тысяч раз пожалеешь, что встретился со мной...
- Почему ты так хочешь убить меня? - удивленно спросил Антон. Сталкиваться с такой дикой ненавистью ему ещё не приходилось. Но испытывал он вовсе не страх, а какое-то холодное любопытство - словно смотрел на бьющуюся в стекло террариума смертельно ядовитую змею...
- Кто ты? - спросил вдруг Хорун, но Антон не ответил. Вовсе ни к чему, чтобы этот... эта злобная гадина знала ещё и его имя. Раньше он смеялся над суевериями местных... но теперь начал думать, что все эти приколы насчет тайны истинного имени - вовсе не такая уж чушь. Или вообще не чушь.
- Ты трус! - между тем выдохнул пленник, так и не дождавшись ответа. Он обвел ненавидящим взглядом весь собравшийся в его честь небольшой коллектив. - Вы все трусы. Вы все ничего не можете без своих подлых трюков.
- Нападение из засады - дозволенная военная хитрость, - заметила Файму, всё ещё копаясь в своей сумке.
- Засады и диверсии - это не война, - упрямо заявил Хорун. - Это действия трусов, которые до судорог боятся БОЯ. Боятся встретиться с противником лицом к лицу.
- ...и потому посылают в бой рабов, - зло закончил Антон.
Хоруну этот аргумент явно не понравился. Он уставился на мальчишку с ещё большей злобой - хотя это, казалось, было уже невозможно...
- Кто ты, взявшийся судить чужие жизни? Ты даже драться не умеешь! И убиваешь, как трус, приказываешь девчонкам, а сам...
Антону было, что на это ответить - но Файму надоело словопрение. Изящно поджав ногу, она точно и сильно ударила Хоруна пяткой в поддых. Антон невольно дернулся, словно ударили его, но жестокость Файму преследовала совершенно практическую цель. Хорун тут же начал зевать, словно выброшенная на берег рыба. Талка, присев, ловко запустил пальцы в его пасть, разинув её во всю ширину. Дэй не менее ловко засунул в неё свернутую из большого жесткого листа воронку. Файму, встав на колени, поднесла к ней сосуд из сушеной тыквы, добытый, наконец, из сумки. Из неё в воронку хлынула струя темной жидкости, пахнущей остро и горько.
Антон поморщился - всё это очень походило на какую-то старую, страшную гравюру про пытки еретика в инквизиции. Но темной жидкости в Хоруна влили не ведро, а никак не больше чашки. И это было, конечно, не кипящее масло и не расплавленный свинец - но, в то же время, нечто худшее.
Мальчишке оставалось лишь гадать, каков он на вкус. Глаза Хоруна выпучились, он закашлялся - но Файму зажала ему нос и не отпускала, пока он не проглотил всю жидкость. С облегчением вздохнув, она отбросила тыкву и поднялась. Антон тоже с облегчением вздохнул. Ему, собственно, вообще нечего было тут делать - Маахисы отлично справлялись без него - но он всё равно заставлял себя смотреть. Просто чтобы хорошо всё запомнить и потом не говорить себе "ну, раз я этого не видел, то его же и не было!.." Было. Очень даже БЫЛО... лишение людей - души. Пусть очень, очень плохих людей, вполне заслуживших смерть... но не ЭТО. Вот только и возражать Антон не смел: были и другие люди - и намного больше! - которые не должны были жить в рабстве у этой орды бешеных уродов...