Максим вздохнул, покосился вправо, потом влево. Вороны дрались как настоящие дьяволы — пара
Убивать, правда, Хоруны никого не стали — даже зверюги их, как оказалось, были натасканы на то, чтобы сбивать врагов с ног и прижимать к земле. Правда, не из гуманизма, а чтобы превратить в рабов. При этой мысли у мальчишки всё замирало внутри…
Максим вздохнул и ещё раз осмотрелся. Уйти никому не удалось — да, правду говоря, никто и не пытался. Даже Вайми, который вполне мог удрать в лес, вдруг бросился в атаку со своим гарпуном — и через секунду был придавлен…
— Но Червь милостив! — между тем, провозгласил Мэцеё. Он явно наслаждался представлением и своим торжеством. — Он милостив даже к таким бесконечно жалким уродам, как вы! В своей бесконечной милости он дарует вам право служить нам, избранным слугам Червя!
Максим передернулся. Связать их, по счастью, не успели — но немного в том пользы, когда два здоровенных парня заломили тебе руки за спину…
— Ну? Кто готов принять милость Червя? — Мэцеё обвел взглядом строй пленников. Взгляд у него был пристальный и неприятный, и возникшая было симпатия исчезла. Мэцеё не был этаким мальчишем-плохишем, который отбирает у малолеток конфеты и дарит их девочкам. Он был… не бандитом даже, а настоящим, без дураков, зверем, который упивается властью над людьми. Тем не менее, никто не ответил.
— Так, — Мэцеё повесил шлем на седло и вновь обвел пленников взглядом. — Уроды, вы ещё не понимаете, что Червь просто бросил ваше жалкое племя мне под ноги по пути к подлинному триумфу! Ибо близко время Его власти! Его Освобождения! Тот, кто склонится перед Ним, и перед нами, его избранными слугами, будет жить. Тот, кто проявит глупую гордыню, познает боль, превыше любой вообразимой!
Но никто не ответил ему и в этот раз. Мэцеё вновь осмотрел строй пленников. Его взгляд остановился на Максиме.
— Ты, новый чужак! Ты готов принять милость Червя?
— Поцелуй меня в зад, — предложил вождю мальчишка.
Мэцеё хмыкнул. Удовлетворенно.
— Вы, жалкие уроды, вы ещё не поняли, как тяжко тут карается непослушание. Что ж, вам придется преподать урок! — Он вновь повернулся к Максиму. — Ты знаешь, что такое
Мальчишка не ответил, но живот у него сжался. У слов есть цена, вспомнил он. У всех. У слов Чести — особенно… Ну что ж…
— Не знаешь, — удовлетворенно сказал Мэцеё. — Что ж, я тебе объясню, — он вновь окинул взглядом строй пленников и их конвоиров. — Кащуё!
Вперед вышел мрачный худощавый парень. Не настолько худощавый, чтобы его захотелось назвать Кащеем, но и не такой здоровый, как остальные Хоруны. Лицо у него было… неприятное. Не столько даже из-за грубых черт, сколько из-за выражения — хронической, застарелой жестокости.
— Познакомься со своим новым хозяином, — ухмыльнулся Мэцеё. — Я дарю тебя этому доброму человеку. И надеюсь, что он придумает для тебя смерть, которой в этом мире ещё не было. Долгую, жуткую, страшную смерть.
Сердце у Максима ёкнуло. Наверное, надо описаться, подумал он. Но настолько страшно ему пока всё же не было — в основном потому, что он не мог до конца поверить в происходящее. Казалось, что его вытолкнули на сцену какого-то жуткого спектакля…
Кащуё между тем подошел к пленнику. Справившись с волной необъяснимого страха, — его вызвало темное пламя, пылавшее в глубине черных, как ночь, глаз Хоруна, — Максим упрямо посмотрел в лицо палачу, которому поручили отнять его жизнь самым долгим и мучительным способом, какой тот только в состоянии придумать. Должно быть, взгляд удался — Кащуё оскалился и отступил.
— Он займется тобой позже, когда мы вернемся в город, — снисходительно пояснил Мэцеё. — Поверь мне, в его доме ты познаешь много удивительных мучительств.
Максим сплюнул на землю. Мэцеё вновь хмыкнул и перевел взгляд на других пленников.
— К сожалению, у меня мало времени. Раз вы слишком глупы, чтобы принять милость Червя, я обращу вас к нему силой. Сопротивляться не советую. Тех, кого не выйдет обратить, я посажу на кол. На это времени мне хватит, — он вновь обвел взглядом пленников. — Ну, кто первый?
— Я! — звонко сказал Вайми.
— Ты? — Мэцеё с презрением посмотрел на него. — Ты решил предать своих добрых друзей? Я рад. Надеюсь, из тебя выйдет верный раб, — он сделал знак рукой.