Племянник дяде не отец. Юрий Звенигородский

Перемолвившись с Гашу ком, Юрий Дмитрич оставил с ним сына и повернул коня в кремник. Тут от охраны отделился Асай Карачурин и лёгким кивком указал простолюдина, что прохаживался у прилавка в торговых рядах. Нет-нет да стрелял чужак взором в конную силу на площади, будто оценивал число воинов.

   - Елисей Лисица, - молвил татарин.

Ему ли было не узнать ездока в карете, спасшего обмороженных господина и слугу на пути во Владимир.

   - Точно, Елисей, - подтвердил князь. - Сдаётся мне, на сей раз это не спасительный попутчик, а вредный лазутчик.

   - Ведёт счёт нашим силам, - вздохнул Асай.

Князь жёстко повелел:

   - Пусть будет пойман и тут же представлен мне.

По пути в кремник Юрий Дмитрич навестил тиуна Ватазина, у которого застал Вепрева. Оба удивились посещению господина и обрадовались. Не могли сойтись в споре: выходить ли навстречу московской рати, затвориться ли в Галиче.

   - Он советует выходить, - мотнул головой Ватазин в тёмный угол.

Там князь увидел не примеченного третьего участника спора: острые, внимательные глаза, бородка буквой «мыслете». Новичок склонился, коснувшись перстами пола.

   - Кто? - спросил Юрий Дмитрич.

   - Боярин Иван Котов, - назвал Ватазин. - Прибыл с князьями Василием Косым и Дмитрием Шемякой, сыновьями твоими. Инокняженец.

   - Посоветуемся у меня втроём, затворясь, после полуденной трапезы, - решил Юрий Дмитрич, отвернувшись от Котова: не понравился ему этот человек.

При выходе ждал Асай, объявил что пойманный Елисей Лисица посажен в воеводской избе. Отправились туда.

Юрий Дмитрич, войдя, устроился против задержанного на лавке.

   - Поклонился бы тебе, княже, - сказал Лисица, - да повязан по рукам и ногам.

Галичский князь вздохнул:

   - Вот как удалось на сей раз свидеться с тобой, Елисей. Стар ты стал, опрометчив. Не боишься, что за такую услугу молокососу-племяннику велю оковать тебя, пытать и казнить? Ведь лазутничество перевесит все прежние, добрые до меня поступки.

Лисица покачал седой головой:

   - Не боюсь, княже. Во-первых, служу тому, кто признан на Москве государем. Признают тебя, буду тебе служить. Во- вторых, своему делу во вред меня накажешь. Как лазутчик, сообщу противникам о прибытии в Галич хлыновской конницы. Возможно, такая новость ошеломит твоих братьев, Васильевых воевод. Не напугает, так хотя б остановит.

   - Не напугает, - согласно закивал князь. - Их силы и теперь почти вдвое больше. Так остановит ли?

Старик прищурился:

   - Ратятся не числом, а уменьем. Вятчане добрые воины!

Князь кликнул Асая.

   - Развяжи его.

Лисица расправил занемевшие члены.

   - Прощай, Юрий Дмитрич! Будь благополучен.

   - Дай Бог видеть тебя другом, а не врагом, - прозвучало пожелание вслед уходящему.

Солнце перевалило за полдень. Не снявший воинскую сряду, князь трапезовал вдвоём с женой. Анастасия ела молча, но в конце концов нарушила молчание:

   - Свет мой, ощущаю себя так, будто накануне хищнического захвата страшными литовцами Смоленска.

От неожиданности князь выронил баранью кость из пальцев.

   - Уф! Я уже не свет твой, - заговорил горько. - Я твоя тьма. Вот недавно, стоя на заутрени в ночь Светлохристова Воскресения, вместо молитв думал грешным делом: как быть? Покойный государь-братец назвал опекуном сыну алчного Витовта, захватчика Смоленска. Тот, слышно, аж подпрыгнул на своих старых ногах. Ему такое звание чрезвычайно близко к сердцу: можно сказать, Москва положена к его ногам. Софья Витовтовна шныряет не без дела туда-сюда меж сыном и отцом. Моё же противостояние мальчишке бесит старика. Даже при небольшом вооружённом столкновении он к нам по праву вторгнется, будто унять усобицу, на деле же сглотнуть ещё кусок земли. Вот этого, единственного, я, как огня, страшусь. И не знаю, поднимать ли меч иль прятать в ножнах до последней крайности.

Княгиня с каменным лицом молчала. Не находила, что сказать.

   - О Галиче, - продолжил разговор Юрий Дмитрич, - не помышляй, любовь моя, как о Смоленске. Галич не будет взят. Я здесь оставлю мощную оборону. Отчину свою не обреку огню, грабежу и полону. Да и не понадобится она кремлёвским заправилам. Преследователи охотятся за мной, а не за галичанами. Меня же здесь не будет. Так птица, отлетая от гнезда, хранит его, уводит за собой хищников.

Трапеза окончилась, как началась, в молчании. Княгиня встала и поцеловала супруга.

   - Всё правильно. Всё верно и умно. Только, - она длительно вздохнула, - куда же мы, к кому пойдём, где станем...

Юрий Дмитрич нарушил обычай: не предался послеполуденному сну. Времени было в обрез. По уходе княгини вышел в Переднюю, где договорился встретиться с соратниками. Его ждали. Ватазин грыз перо, что всегда держал за ухом. Вепрев, пристроившись к подоконнику, чертил что-то на клочке пергамента. Борис Галицкий, Данило Чешко, Семён Морозов сидели рядком на лавке в задумчивости. Сыновья, Василий со средним Дмитрием, попросившие дозволения присутствовать, шептались в уголке с Путилой Гашуком, как, бывало, в Вятке перед сборами на охоту.

   - Друзья верные мои, - обратился к ним князь, - какая у каждого из вас дума?

Морозов и Чешко почти в один голос высказались:

   - Затвориться в Галиче.