Племянник дяде не отец. Юрий Звенигородский

В голове князя всплыло недавнее, ещё утреннее событие. Нынешним утром он, как обычно, трапезовал в доме друга. Здесь для него готовили русские яства. Тегиня ел своё: извлекал из фарфоровой чашки длинные, узкие мясные куски, как лапшу, и отправлял в рот. По прибытии в Кокарду он всё усмехался, приговаривая: «Поглядим, чья возьмёт!» Добивался встречи с Улу-Махметом один на один, но пока не добился. Ему обещано было видеть царские очи перед самым судилищем. Только-только поутренничали, взошёл без спросу важный ордынец в богатом азиатском халате, очень похожий на самого Тегиню. Довольно долго длилась беседа. Юрий Дмитрич не понимал, в чём суть, однако же замечал, что от слова к слову лицо друга ненастится, и вот оно мрачней тучи. Уходя, князь спросил: «Кто это?» Тегиня ответил: «Ханов постельник, земляк мой, Усеин». О чём шла речь, расспрашивать было не прилично. Одно не осталось незамеченным: до самой последней минуты, пока не расстались, отправляясь на суд, друг ни разу не усмехнулся, не пообещал: «Поглядим, чья возьмёт!»

   - Боярин не дал мне закончить речь! - как к высшему судье, обратился оторопелый Юрий Дмитрич к Улу-Махмету.

Великий хан сам произнёс по-русски:

   - Говори, боярин.

Дерзкий нахал заговорил:

   - Князь Юрий ищет престола по древним правам российским. А мой государь - только по твоей милости. Ведь Русь - твой улус. Отдашь власть над ним, кому хочешь. Один требует, другой молит. Что значат летописи, эти мёртвые грамоты, когда всё зависит от воли ханской? Не она ли утвердила завещание Василия Дмитриевича, вручившего Московское великое княжение сыну? Шесть лет юный Василий Васильевич на престоле. Ты не свергнул его: значит, сам признал государем законным. О чём же сегодняшний ханский суд? Токмо о подтверждении твоей высшей воли!

Возникло всеобщее торжественное молчание.

Улу-Махмет встал со своих подушек. Выставил руку с указующим перстом в сторону юного Василия, крикнул по-русски:

   - Ты - великий князь! А он, - метнул гневный взор в сторону оцепеневшего Юрия Дмитрича, - пусть ведёт под тобой коня!

Известен был на Руси этот древний азиатский обычай: так выражалась власть государя над всеми его подручниками или зависимыми князьями.

Всеволож шепнул нечто на ухо своему пестуну. Тот сделал шаг вперёд и сказал:

   - Благоволи, хан великий, чтобы мне не уничижать дядю. Я всё-таки уважаю его. Добрый брат моего отца!

Махмет махнул рукой. Ему поднесли два листа и печать. Должно быть, два ярлыка на Московское великое княжение, заготовленные заранее. Один - для Юрия, другой - для Василия. Один положили перед царём, подали писало, предварительно обмакнув в краску.

Тегиня до сих пор так и не сказал ни слова. Более того, когда все мурзы в знак согласия с приговором закивали головами, он тоже кивнул. Вот так Тегиня!

А сейчас, перед подписанием ярлыка, кладущего дерть и погреб[104] на все наследственные права Юрия Дмитрича, беклярибек вдруг припал к царскому плечу, быстро, тайно заговорил.

Князю невольно подумалось, что это и есть то самое: «Поглядим, чья возьмёт!» Те решающие слова, после коих всё в корне переменится. Подумалось, ибо так хотелось поверить в чудо.

Махмет не оттолкнул Тегиню, внимательно выслушал. Потом прокурлыкал что-то битикчи. Тот сказал:

   - Великий князь Василий, отдай князю Юрию город Дмитров. Его владелец, князь Пётр, умер бездетным. Наследовать некому. Отдай!

Лик юного победителя покрылся красными пятнами. Он сделал ещё шаг вперёд и звонко возразил:

   - Как «наследовать некому»? Дмитров издревле отчина великих князей. Я наследую!

Иван Дмитрич Всеволож быстро подошёл к Василию, крепко взял под руку и, с отеческим внушением на ухо, отвёл к прежнему месту. Ответил сам:

   - Нет спору, верховный хан. Дмитров, можно считать, присовокуплён к Звенигородскому и Галичскому уделам.

Улу-Махмет со своего трона погрозил пальцем юному Василию и, сузив щёлки глаз, во весь рот осклабясь, выговорил по-русски:

   - Пилимяник, дай дяде Дмитров!

Расходились весело. На лице Тегини не замечалось никакой грусти или досады: ханское решение всегда справедливо. А на справедливость можно ль досадовать? Будущий тесть с будущим зятем ушли, почитай, в обнимку, плотно окружённые ближними. Что их ждёт? Пир у третейского судьи или скорый, нетерпеливый отъезд?

Елисей Лисица отыскал господина перед белым шатром, в многолюдном пространстве, ещё недавно зеленевшем травой, а теперь утоптанном сотнями ног до твёрдокаменности торговой площади. Молча шли к коновязи. Князь велел:

   - Покуда не посылай гонца в Галич.

Лисица уведомил:

   - Княгиня перебралась в Звенигород.

Юрий Дмитрич понимающе склонил голову: Настасьюшка жаждет поскорее знать новости, потому и приблизилась к Москве. Слишком уж горячо принимает она эту последнюю схватку мужа за свои права. Пришлось отдать Лисице распоряжение:

   - Не посылай и в Звенигород!

   - А Всеволож уже послал в Москву, - сообщил старый разведчик. - Только что слухачи донесли. На сменных, во весь дух. Беспрерывным гоном. Коней не жалеть! Гонцам не спать! Со дня на день в Первопрестольной колокола зазвонят.