Плен

Моя. Как много вложено в это местоимение. Мы сели на диван. Я смотрела на мандарины, стол, всё это так радовало мой глаз. Я повернулась к нему и увидела, как изменился его взгляд. Он стал суровым, как будто он готовится к тому, чего вовсе не хочет. А я знала, что эта ночь сулит откровения. Для того, чтобы идти новой дорогой, я должна забыть старые тропки.

– Это было два года назад. Я только окончила университет. Меня пригласила однокурсница на день рождения, отмечали на теплоходе. Было очень много разных людей, не моя стихия, было очень шумно, я собралась уже уходить, как ко мне подошёл парень и пригласил на танец. Я брыкалась, но в этот момент все уставились как раз на нас, и заиграла невероятно романтическая песня «Se esfuma tu amor». Мы закружились в танце, он был невероятно милым и обходительным. После мы прогулялись по набережной, и всё закрутилось неимоверно быстро. Всё летало, жгло, каждый день был яркой вспышкой. Я не успевала дышать, не то, чтобы думать. Спустя полгода он пригласил меня в Турцию, мы прилетели ночью, очень уставшие, заселились в квартиру, я сразу вырубилась спать, а наутро его рядом со мной уже не было. Как и моего паспорта. Дверь оказалась запертой, иллюзии упали, пришёл мужчина и на ломанном русском, сказал, что я принята на работу, что я теперь его собственность и лучше, чтоб я помалкивала. Он сказал, что если я буду хорошо себя вести, через год могу поехать домой, что для меня это хорошая возможность подзаработать. Я спросила про парня, на что мне ответили «Его не было в твоей жизни. Осмотрись, теперь это твой мир».

Я запаниковала, я всегда была ручной и домашней, ни о какой самостоятельности и речи не могло быть. Я понимала, что надо собрать все силы, надо начать думать. За одни сутки, проведенные в той комнате, я переосмыслила всю свою жизнь. Я сбросила шкуру овцы. Дом внизу охраняли два человека, ежечасно обходя периметр. Окно отменялось. Дверь заперта. Я без документов и личных вещей. Когда я выходила в ванную комнату, я увидела, как в соседней комнате девчонка рыдает, как к ней подошёл один из охранников, начал трясти её и кричать, после кинул на кровать и захлопнул дверь. В наказание он не давал ей пить и есть несколько дней. Это послужило уроком, слёзы здесь только усугубили бы ситуацию, поэтому я делала это тайком, по ночам. Я вела себя очень спокойно. Возможно, это подкупило. Через неделю меня вывезли на первую «встречу». Меня вывели из машины, мы остановились на тихой улочке, где каждый дом поражал роскошью и величием. У водителя произошли проблемы с машиной, он позвал помочь моего сторожа, всё произошло за долю секунды, я поняла, что если сейчас не побегу, то я в этом рабстве надолго, я не смою позора с тела, если будут стрелять, это всё же лучше такой жизни. И я дала дёру. Я побежала через проулки, никого не замечая, не оборачиваясь, пока не увидела огромный торговый центр, где можно было затеряться в толпе. Они видимо не сразу заметили, у меня было минут десять скрыться из виду. Я забежала в дамскую комнату, отдышалась. Я готова была вообще оттуда не выходить, потому что очень боялась встретить их. Я проторчала там около двух часов, пока не примелькалась уборщице. Она начала меня расспрашивать, но я абсолютно ничего не поняла из того, что она мне говорила. После слова «Help me», она позвала администратора, и мы общались через неё. Я не хотела никого посвящать в свои проблемы, я не знала, насколько у людей, от которых я сбежала, всё схвачено. Я сказала, что у меня украли сумочку со всеми документами и деньгами. Мне посоветовали обратиться в посольство, но это надо было ехать в Анкару, без документов и денег у меня не было шансов. Джемила (так звали уборщицу) предложила мне поработать прислугой в загородном доме, заменить её приятельницу, которая уехала домой, предположительно три месяца. Я понимала, что это идеальное прикрытие, но три месяца, эта перспектива совсем меня не прельщала, но это единственный выход. И я приступила. Я очень боялась выходить на улицу, было невероятно сложно адаптироваться в чужой стране, к чужим людям и чужой работе. Я вставала с первыми петухами и ложилась последняя в этом городе. Я загрузила себя работой, чтобы не думать, чтобы растоптать всё в себе. Я лежала, как овощ после трудного дня, а мне хотелось выбежать в лес и кричать, пока голос не осядет. Больно, когда тебя лишают конечности, но ты привыкаешь жить без руки или ноги, приспосабливаешься. А душевная боль, она затвердевает в глубине души, и ты таскаешь эту ношу всю жизнь. Я находилась в некой абстракции, как будто это не я, это не со мной, просто смирение и работа. Режим зомби.