— Но я… — заткнулась и поняла, что бесполезно. Он просто не собирался мне верить. Тогда созрел логичный вопрос. — Слушай, я же откуда-то выехала на той машине. Если не от тебя, то от кого? Кто живет здесь поблизости?
— Никто, — отрезал он. — На мили вокруг никого нет.
И застыл, пытливо смотря мне в глаза, я свои тоже не отрывала. Он врал. Я чуяла своей чуйкой, что каждое слово ложь.
Закинув пельмень в рот, уставилась перед собой, пытаясь вспомнить хоть что-то. Нужно больше информации, чтобы запустить память.
— Как тебя зовут? — вопрос сам собой сорвался с губ.
Псих опять хмыкнул.
— Миша, — произнес он с непонятной мне издевкой.
— Ты русский? — уточнила, потому что имя точно русское.
— Нет. Ты разве не слышишь, что я говорю на чистом английском?
— Значит, американец, как я?
Он оторвал руки от стола и заворчал.
— Нет уж, спасибо. Я канадец.
А после подошел к вещам, которые сорвал с меня, и начал нюхать их, будто запахи могли ему хоть о чем-то сказать. Хотя, честно говоря, я понадеялась, что так оно и будет.
Когда он просто скомкал одежду и выбросил ее в камин, я напряглась, потому что на его лице читалось явное недовольство. То есть, другое, не такое, как всегда.
— Что-нибудь учуял? — спросила я, не в силах скрыть надежду.
Миша проигнорировал вопрос, кивнул на кастрюлю и спросил:
— Ты уже доела?
Прозрачный намек, что пора прекращать допрос.
Я растягивала удовольствие, как могла, и все же еда закончилась очень быстро. И затем мне, конечно, захотелось пить.
— Вода? — спросила я явно резче, чем кретину хотелось бы.
— Для начала ты должна сказать спасибо за еду.
— Ну, ты уже придумал мне другой способ, как тебя отблагодарить, не правда ли? — зло спросила я, удивляясь тому, насколько смелой стала, как только утолила голод. Еще бы согреться. Мороз то и дело возвращался, особенно холодно было ногам.
Вот и сейчас я вздрогнула, а псих подошел к плите и снял с него чайник. Затем бросил в чашку чайный пакетик и залил все водой.
— Еще теплый. Пей.
— Спасибо! — язвительно бросила и с жадностью схватила кружку, грея ладони. — А сахар?
— Не торгуйся со мной! — прорычал он. Тяжело выдохнув через нос, я отпила и встала. Не могла сидеть там, когда он так нависал, словно смерть с косой. Меня заинтересовало маленькое зеркало над умывальником. Похоже, он здесь не только посуду мыл. Где в этом месте туалет я пока не хотела знать. Зато я наконец увидела себя.
То, что у меня светлые короткие волосы до плеч, я уже поняла — они лезли в глаза, когда я катилась со склона. А вот все остальное мне было совершенно незнакомым: бледная кожа с веснушками и непонятного оттенка глаза — то ли серые, то ли голубые, то ли зеленые — всего по чуть-чуть. Моя оболочка была красивой. Губы и щеки покраснели от мороза, маленький нос выглядел милым, как у тех кукол… как же их?… Барби.
Но я была зла. Потому что в голове все еще не всплыло ни единой подсказки.
Плюнув на это, сосредоточилась на ране, которая уже засохла кровавым сгустком чуть ниже линии волос.
— У тебя есть пластырь или антисептик?
— На таком холоде микробы не выживают, — недовольный голос за спиной. — Останется шрам, просто плюнь на него. Ты закончила?
Даже не дав мне ответить, мужлан отнял у меня наполовину пустую чашку и смял шубу в кулаке, разворачивая к себе. Я тоже ее схватила, пытаясь свести края, которые так и норовили разойтись и открыть грудь. У меня больше не было идей, как оттянуть время. А у мудака закончилось все его терпение.
— Я не согрелась, — произнесла я.
Он наклонил голову набок, смеясь надо мной глазами, и попятился с шубой в своем кулаке, утаскивая меня к камину. А как отпустил, с грохотом подвинул кровать едва ли не под самый огонь. И все это с таким гадким видом, как бы говоря: «Все для тебя, Принцесса!». Он кивком указал мне садиться, и я повиновалась, опять оказавшись ниже, не в силах контролировать глаза, которые то и дело возвращались к мощному телу.
— Тебе не холодно? — спросила я, потому что просто смотреть на него было больно. Его кожа все еще поблескивала от пота после рубки дров, а я не могла перестать дрожать.
Он проигнорировал вопрос и потянулся рукой к шубе, собираясь оголить плечо. Но только он сделал это, моя кожа вновь покрылась пупырышками, и тело пробрал озноб, добравшись до зубов.
— Нет, этот звук меня просто убивает! — рыкнул мужчина раздраженно и рванул шубу на себя, утаскивая меня за собой.
— Куда? — ужаснулась я, когда мы направились к кухонной двери на улицу. Мелькнула мысль, что ему надоело возиться со мной, и он решил выбросить меня на улицу, снова в лютый мороз. От этого моя гордость встала на колени. — Я же сказала, что сделаю все.