Королева никак не могла лечь в постель. Она поймала себя на том, что ходит по тому самому дворику, где делилась своими заботами с Раулем де Фаем. В груди у нее бушевала буря. Они убивали друг друга – она и Генри, и ничего поделать с этим было нельзя. После убийства Бекета муж сильно изменился, погрубел, стал резким, недобрым. Он предал ее, пользовался ею, оскорблял ее. Сказал жестокие, непростительные слова. Она не верит в эти слова, не должна верить…
– Алиенора? – Из тени появился человек. Это был Раймунд Тулузский. Он озабоченно посмотрел на нее, и было в его глазах еще что-то – она прочла в них желание. – Извините, что вмешиваюсь, но у вас неприятности. Могу я чем-нибудь помочь?
Давно ли он здесь? Может быть, он ждал, в надежде встретить ее? С его стороны чересчур смело обратиться к ней по имени, а не по титулу. Это могло означать только одно: его амурный интерес. И как граф мог догадаться, что ей в такую страшную ночь именно это и нужно?
Алиенора молча подошла к Раймунду, нашла успокоение в его объятиях, сладкую радость в его поцелуе. Потом, незаметно проскользнув в его комнату, королева смотрела, как граф поедает ее жадным взглядом, пока она раздевается, а потом ложится голая на кровать. Делая это, Алиенора знала, что никакая она не старая карга, как жестоко обозвал ее Генри. И какой же благодатью было почувствовать, как снова после долгого перерыва оживает ее тело, как мужская рука ласкает ее, сжать жадными пальцами мужской член, удивиться восторженному чувству в глубине собственного чрева. Если она может испытывать все это, значит она не старая! А Раймунд стискивал и ласкал Алиенору среди смятых простыней, он со всей страстью обладал ею, и наконец она, достигнув вершины, вскрикнула от наслаждения пополам с болью.
Когда все закончилось и Раймунд, тяжело дыша, улегся рядом с ней, Алиенора попыталась сказать себе, что соитие с ним было лучше, чем с Генри, но ее самообману не хватало убедительности. Генри был гораздо более искушенным любовником. Алиеноре хватило честности признать это. Но больше всего ее поразила необычность произошедшего: преобладание физического начала и отсутствие каких-либо эмоций. Да, нет все-таки ничего более эротичного, чем прикосновение знакомого, любимого тела и встреча преданных умов.
Она подавила слезы, злясь на то, что позволяет чувствам брать над собой верх. Зачем без конца гнаться за фантазией воссоздания прошлого, которое, вероятно, никогда не было так хорошо, как ей помнится. Даже Генри говорил ей об этом на свой обычный грубоватый манер.
«Мы никогда не сможем вернуться в прошлое, – сказала себе Алиенора. – Никакой второй возможности не будет. Мы теперь чужие, наш жизненный опыт сформировал нас такими, какие мы есть, – со шрамами, которые не залечивает даже время. Там, где была любовь, теперь только ненависть. Генри и я, кажется, обречены уничтожать то доброе, что было в наших жизнях, а потом мы, безусловно, уничтожим и друг друга. Что же с нами случилось такое, отчего теперь мы можем быть только врагами?»
– О чем ты тоскуешь, моя прекрасная дама? – спросил вдруг ее новый любовник, прижимаясь к ней под грудой мехов.
Эмоции настолько переполняли Алиенору, что она тут же выложила ему всю скорбную историю о расколе в ее семье. Даже призналась в том, что написала письмо Людовику.
– Кое-кто может назвать это изменой, но лично я не говорю ничего такого. – Раймунд помолчал несколько мгновений. – Я все понимаю, хотя многие и не поняли бы. Но считаю, что ты права, поддерживая своих сыновей.
– Похоже, эта ночь – еще одно предательство, – печально улыбнулась Алиенора.
Раймунд тут же сел, в пламени свечи его покрытое черными волосами тело казалось гибким и мускулистым.
– Только не говори мне, будто у тебя никогда не было любовников! – воскликнул он. – Это у тебя-то с твоей репутацией?
– Ты первый после моего замужества, – призналась Алиенора. – И ты мой первый мужчина за более чем два года.
Наступила неловкая пауза.
– Почему же ты выбрала меня? – спросил потрясенный Раймунд.
– В этот момент ничего более правильного я не чувствовала, – проговорила она, понимая: что-то идет не так.
– Но я-то полагал, что вы с королем давно договорились действовать каждый по-своему. То, как ты флиртовала со мной, заманивала меня… Я думал, он знает о твоих амурных делах. – Раймунд отстранился от нее. – Боже милостивый, что же я сделал? Я сегодня принес оммаж моему сеньору – и пожалуйста, нарушил клятву, обесчестил моего сюзерена, уложив в постель его жену. И ты мне позволила! Мадам, вы говорите об изменах, но мне кажется, вы не имеете представления о том, что значит это слово. Да, вот это и есть измена… И произошла она по вашей вине! – С этими словами Раймунд выпрыгнул из кровати и, натянув на себя одежду, распахнул дверь. Алиенора, взбешенная и пристыженная, надела платье, накинула плащ и с горящими щеками проскользнула мимо него.
– Клянусь честью, я никому не скажу ни слова, – пробормотал ей вслед Раймунд.
– Что ты знаешь о чести? – прошептала себе под нос Алиенора.