Плененный любовью

А потом стало слишком поздно. Раздался яростный переливчатый лай и к обнимающейся паре подлетел щенок. Крошечному терьеру тоже не понравилось это зрелище, потому что он начал свирепо рычать (настолько свирепо, насколько мог пятифунтовый щенок) и кусать Грегора за ноги.

Грегору пришлось отодвинуть Шинейд и прервать поцелуй. То, что он сделал это с некоторым облегчением, никак не улучшило самочувствия Кейт.

– Какого черта? – Он попытался потрясти ногой, чтобы оторвать щенка, но тот не намеревался уступать.

Шинейд, которая сперва сильно разозлилась, что их прервали, начала вопить, будто крошечный комок шерсти, свободно поместившийся в ее ладонях, до смерти ее напугал.

– Что это? – кричала она. – О боже, убейте его!

Пип появился из ниоткуда и оторвал щенка от ноги Грегора, успокаивая в безопасных руках.

– Это всего лишь собака, – бросил он презрительно завывающей женщине.

Наконец Грегор повернулся в сторону Кейт. Их взгляды встретились, и она заново почувствовала удар, отразившийся в груди тяжелым гулом боли, обиды и разочарования.

Но теперь прибавился еще и гнев. Она верила в него, защищала его перед этой самой женщиной, а он сделал из Кейт наивную дурочку. Она думала, что он выше какого-нибудь смазливого повесы. Выше невозмутимого негодяя. Она думала, что понимает его, что между ними есть особая связь и что однажды он это поймет.

Но, может, уже слишком поздно? Может, Кейт не понимает его вовсе? Может, связь между ними существует только у нее в голове? Может, действительно он такой недосягаемый, каким кажется? И может быть, просто может, что Грегор только разобьет ей сердце, если она позволит…

Но Кейт не собирается позволять. Если ему нужна Шинейд со своей большой грудью и хорошеньким личиком, то пусть забирает.

– Да, – произнесла она, глядя прямо на него. – Всего лишь собака.

…Грегор понял, что Кейт имеет в виду его, а не демонический клочок шерсти, изо всех сил вцепившийся крошечными зубами в его сапоги.

Упрек был справедливым. Когда он увидел ее лицо, то почувствовал себя не лучше собаки. Кейт выглядела раздавленной, и Стрела ощутил себя человеком, только что прошедшимся молотком по ее хрупким мечтам.

Черт, ведь именно это он и пытался предотвратить. Он никогда не хотел обидеть Кейт. Но лишь взглянув на ее лицо, Грегор понял, насколько все плохо.

Хуже всего было почувствовать ее разочарование. Он и не догадывался, как много значит для него ее вера, пока та не испарилась. С самого начала Кейт смотрела на Грегора как на героя. Бог свидетель, он никогда этого не хотел и всегда знал, что чем-нибудь замарает воображаемые сияющие доспехи в ее голове, но не понимал, насколько к этому привык и как будет обидно все потерять.

Отец стыдился смазливого лица Грегора практически с момента его рождения, но, как ни странно, только его он и видел.

– Господи, только взгляни на него! – говорил отец матери Грегора. – Парню никогда не придется ни в чем стараться. Гляди, как все вон из кожи лезут, только чтобы ему угодить! Он всю жизнь будет бездельником и франтом.

Предсказание отца оказалось верным. В юности казалось, за что бы Грегор не брался, ничего не получалось. К тому времени как ему исполнилось четырнадцать или пятнадцать, он перестал пытаться и вступил в период настоящего бунта, всеми силами стараясь бросить свою безответственность в лицо отца. Все изменилось, когда в восемнадцать он отправился воевать, но к тому времени было уже поздно. Не важно, как Грегор старался проявить себя, отец все равно считал его слабаком, на которого нельзя положиться. И теперь Кейт смотрела на него так же, и это было невыносимо.

Но она сама виновата, черт подери! Грегор никогда и не просил, чтобы она в него верила. Черт, он никогда этого не хотел! Чему она так удивилась? Что с того, что он поцеловал другую девчонку? Он может целовать кого, черт подери, пожелает!

Но больше Стрела не поцелует эту девицу, вцепившуюся в него, словно ее окружила стая крыс.

Нет, не стая, одна только крыса.

Он посмотрел на чумазого щенка, заботливо прижатого к груди другого существа. Волосы одного под стать шерсти другого – черные, оба тощие, и оба глядели на него так, словно это он грязь у них под ногами. Парень молчал, а щенок – отнюдь, и его неистовый лай слишком напоминал о другой собаке, которую он предпочел бы не помнить.

– Заставь эту штуку заткнуться, – не выдержал Грегор.

– Которую? – ответил Пип, посмотрев на Шинейд.

Грегор бы, может, и улыбнулся – высокий визг Шинейд раздражал ничуть не меньше щенячьего, – если бы не слышал усмешки Кейт. Молча соглашаясь, он бросил на них обоих предостерегающий взгляд и попытался успокоить девицу, руки которой стали определенно казаться щупальцами.

Он вообще не должен был ее целовать. Эта затея с самого начала была неверной. Если бы это не подкрепило все, что Кейт о нем думала, он бы признал, что Шинейд ему даже не нравится. Сказать по правде, Грегор остановился бы, как только их губы соприкоснулись, если бы услышал шаги и резкий вздох, по которым опознал Кейт.