Плени меня (ЛП)

Единственным недостатком является шрам, который пересекает бровь и заканчивается на скуле.

Бо Грейсон. Охранник кампуса.

И теперь он запер меня в своем подвале.

Я пытаюсь кричать сквозь кляп во рту, но звук получается чуть громче приглушенного стона. Здесь, внизу, меня никто не услышит. Никто не узнает, что он сделал со мной. Что он собирается сделать со мной.

Я рывком выпрямляюсь и отползаю назад, голова пульсирует сильнее от движения, связанные руки ударяются о холодный камень стены. Я босиком, связана и с кляпом во рту. Он стоит между мной и моим единственным выходом. Я могу только надеяться, что мое бешено колотящееся сердце разорвется прежде, чем он сделает то, что планирует сделать со мной.

Я всегда думала, что все сплетни о нем были просто беспочвенными слухами. Я никогда не думала, что что-то из этого может быть правдой. Что парень, нанятый для обеспечения нашей безопасности в кампусе, на самом деле самый опасный среди нас. Хищник, ищущий свою жертву.

И он выбрал меня.

Он медленно встает. Низкий, гортанный голос доносится и царапает мой позвоночник.

— Расслабься. По моему опыту, вы, девочки, любите, когда вас связывают и затыкают рот кляпом.

Я морщусь. Я не знаю, имеет ли он в виду тряпку или свой член. Вероятно, и то, и другое. Но я не могу блевать, потому что, если меня вырвет, я задохнусь в собственной рвоте. Я скрежещу зубами по тряпке, пытаюсь выплюнуть ее, но она застряла слишком глубоко.

Он подходит ко мне, двигаясь бесшумно. Паника, кипящая в моих венах, переходит в крик. Он выше, чем я помню. Стройный, с выступающими ключицами и намеком на мускулы под курткой.

Он приседает и протягивает руку, касаясь пальцами моей щеки. У меня перехватывает дыхание. Легкое прикосновение его кожи к моей посылает молнию по моему позвоночнику. Мурашки покалывают мои руки.

Его серые глаза медленно блуждают по каждому дюйму моего тела, задерживаясь на моих губах, моем горле, моей груди, моих бедрах. Как будто он заключенный, только что вышедший из тюрьмы после тридцати лет за решеткой.

Я никогда в жизни не была так напугана. Даже той ночью с Хантером.

Но на дикую, разрывающую сердце секунду я не беспокоюсь о том, что Бо Грейсон планирует со мной сделать. Может быть, я хочу, чтобы он это сделал.

Я отпрянула назад, подальше от его прикосновения, и прогнала ужасающую мысль прочь.

Его голос звучит соблазнительно протяжно.

— Ты дерьмово выглядишь, принцесса. — Он хватает меня за руку, и я снова пытаюсь закричать сквозь кляп, пока он рывком ставит меня на ноги. — Посмотри сама.

Он тащит меня к зеркалу, ледяной бетон впивается в мои босые ноги, каждый дюйм моего тела болит от того, что я практически спала на полу. Его захват на моей руке не смертельная хватка гадюки, как прошлой ночью у моей матери, но он крепкий. Непоколебимый.

Я смотрю на свое отражение. Обесцвеченные светлые волосы, которые обычно ниспадают объемными, идеальными волнами, неукротимы, беспорядочны. Мои глаза налиты кровью, радужки тускло-голубые. Размазанный макияж портит мои щеки. Одной из моих бриллиантовых сережек не хватает.

Я быстро отвожу взгляд от своего отражения, как всегда.

Всякий раз, когда мама сажала меня перед зеркалом — перед конкурсом, перед съемкой, перед школой, — она указывала на все мои недостатки. Все части меня, которые могли бы быть красивее, тоньше, лучше. Мой нос пуговкой, который слишком сильно загибался кверху. Мои голубые глаза, которые были слишком опухшими или слишком широко расставленными. Мои губы, которые были слишком потрескавшимися или слишком бледными. Мои брови, которые были слишком густыми или слишком тонкими. Ни одна часть меня никогда не была достаточно хороша.

Бо толкает меня обратно к матрасу, и моя нога зацепляется, так что я падаю ничком. Я давлюсь тряпкой, отползая назад, пытаясь увеличить хоть какое-то расстояние между нами. Как, черт возьми, я должна сопротивляться? Я не могу кусаться; я не могу царапаться. Я могу брыкаться, но он придавит мне ноги.

Когда он снова тянется ко мне, крик переходит в бульканье, и я закрываю глаза. Малыш, желающий, чтобы монстр ушел.

Он вытаскивает тряпку у меня изо рта.

Я ошеломленно моргаю. Он все еще сидит на корточках передо мной, его сжатые челюсти напряжены. Судя по тому, как его глаза обводят изгибы моего лица, посторонний человек, заглядывающий внутрь, мог бы принять этот момент за близость.

Пока я, наконец, не прихожу в себя и не вспоминаю, что нужно кричать.

Он съеживается, но не отстраняется, не дает мне пощечину и не засовывает тряпку обратно мне в рот. Мы сидим в тишине, когда я кричу до хрипоты, а потом ничего не происходит.

Ни звука шагов по этажу над нами. Никто не спешит к двери. Никто не спрашивает, нужна ли мне помощь.

Никто не придет, чтобы спасти меня.

— Ты закончила? — Он приподнимает бровь. — Или ты хочешь, чтоб я засунул тряпку обратно в твой хорошенький маленький ротик?