Пленительная страсть

— Я видел много красивых женщин, но Морская Сирена — это нечто большее, чем только красота. Она неукротима, как море, по которому носится на своем черном фрегате. Она горячая, как экваториальный воздух, и опасная, как сезонные муссоны. Но самое главное в том, что она красива, как редкий алмаз. В ее венах течет огонь, а на губах играет обещание поцелуя. Такой, как она, не найдешь нигде, хоть обыщи весь свет!

У Сирены учащенно забилось сердце. Она знала, что Риган вспоминал сейчас ночь любви, проведенную на фрегате, когда они были в объятиях друг друга, отделенные от всего мира покровом густого тумана. Голос голландца потеплел и стал хрипловатым, а холодный взгляд голубых глаз устремился вдаль.

— Кажется, ты влюбился в нее, Риган. Не правда ли? — тихо спросила Сирена, дрожа от его слов и низкого страстного голоса и желая, чтобы он продолжал говорить о Морской Сирене, забыв, что все сказанное относится совсем не к ней, а имелась в виду совершенно другая женщина.

Но он замолчал, изумленно уставившись на жену.

— Как смело ты рассуждаешь! Ты задаешь довольно странные вопросы своему мужу.

— Нисколько. Наоборот, я нахожу странным, что ты не ответил на мой вопрос!

Риган не успел ничего сказать ей в ответ: их экипаж подъехал к особняку сеньора Альвареса.

После изысканного и обильного ужина гости: Риган, Сирена, Гретхен, а также несколько капитанов с женами, которых Сирена смутно помнила после своей свадьбы и роскошного бала у дона Цезаря, — в сопровождении хозяина направились в гостиную.

Во всем убранстве этого зала, призванном подчеркнуть утонченный вкус сеньора Альвареса, доминировали голубой и бледно-желтый цвета. Стены были отделаны тиковым деревом, а возле белых кресел с золочеными витыми ножками стояли маленькие и изящные столики из черного эбенового дерева.

Безусловно, украшением общества, собравшегося в этот вечер, явилась блистательная Гретхен. Она была в платье с низким вырезом, сшитом из полупрозрачной серебристой ткани, из-под которой мерцала голубая нижняя юбка. Как в столовой, так и в гостиной вдова упорно стремилась расположиться рядом с Риганом, готовая при каждом удобном случае улыбаться ему, играя ямочкой на подбородке и сверкая прекрасными белоснежными зубами. Сирену возмущал не столько этот откровенный флирт немки (все-таки Риган был увлечен Морской Сиреной), сколько сочувствующие взгляды окружающих и пренебрежительные — самой вдовы. С каким удовольствием вцепилась бы Сирена в ее розовое лицо!

Дон Цезарь вышел на середину гостиной и поднял руку, прося тишины.

— Господа, фрау Линденрайх любезно согласилась спеть для нас в этот вечер! О деле мы сможем поговорить позже. Гретхен, пожалуйста!

Притворившись смущенной, что совершенно ей не шло, вдова позволила сеньору Альваресу подвести себя к спинету[12]. Сев за инструмент, испанец легко пробежал пальцами по клавишам. Выдержав паузу, Гретхен запела на французском языке балладу о бессмертной любви простого уличного мальчишки к великой герцогине.

Если честно, то Сирена вынуждена была отдать должное красивому, чистому голосу Гретхен. В гостиной наступила благоговейная тишина, и взгляды всех присутствующих устремились на прекрасную исполнительницу, которая, однако, смотрела только на ван дер Риса.

Сирена, сидевшая спиной к мужу, представляла, как тому было лестно внимание вдовы, и, не выдержав, она осторожно повернулась, чтобы взглянуть на Ригана.

Он небрежно развалился в золоченом кресле, вытянув свои длинные ноги и держа в руке бокал брэнди. Взгляд его голубых глаз был сосредоточен на заливающейся соловьем Гретхен, а на губах застыла самодовольная улыбка. Риган и его золотоволосая любовница обменивались взглядами, как будто, кроме них, в гостиной больше никого не было. Казалось, всем своим видом немка желала напомнить возлюбленному, сколько раз она пела ему, когда они оставались вдвоем и отдавались чувствам, о которых говорилось в песнях!

Некоторые из присутствующих джентльменов неловко заерзали на своих стульях. Всем в городе было хорошо известно о давней связи Ригана и Гретхен. Но сейчас! Взгляды, которыми обменивались ван дер Рис и фрау Линденрайх, заставляли их чувствовать себя неловко, особенно в присутствии своих жен, сочувствующих госпоже ван дер Рис и намеревающихся сделать все, чтобы не оказаться в ее положении. Так что, можно было не сомневаться: после этого вечера вожжи будут натянуты во многих домах Батавии.