Подумав об этом, он сделался тверд как камень. Наслаждение никуда не уйдет - теперь Габби его жена. Зато мать, если он сотворит себе мигрень и не придет на похороны, никогда его не простит.
- Возможно, это и к лучшему, - пожал он плечами. - В конце концов, мы еще толком не узнали друг друга. К тому же в первый раз для девушек это довольно болезненная процедура. Надеюсь, ты знаешь об этом, Габби?
Она судорожно сглотнула и прошептала:
- Нет, я не знала. - Румянец на ее лице, еще не успев поблекнуть, вспыхнул снова.
Горечь воспоминаний сменилась раздражением. Если она его жена, так он должен ублажать ее по первому зову? "Черт подери, кто я - человек или жеребец?" - с досадой подумал Квил. Она вполне может подождать до возвращения в Лондон. И пусть привыкает к тому, что этого не будет по нескольку недель. У него слишком много работы, чтобы маяться мигренью чаще чем раз в месяц.
Сдерживая возмущение, он встал и прошел на другую половину комнаты. Он был доволен своим самообладанием, что подтверждал его поднятый подбородок. Позволить себе интимность в считанные часы после смерти отца было бы весьма неразумно.
Возле кровати, где Габби спала этой ночью, он круто повернулся. В гневе он был безжалостно-жестоким. - Я понимаю, ты очень страстная женщина, Габби, - бросил он, не утруждаясь взглянуть на нее. Но так как мы договорились быть честными, позволь мне сказать правду. Я не потерплю, если ты станешь смотреть овечьими глазами на кого-то, кроме меня.
- Я не буду, - пробормотала она, едва дыша от испуга. Судя по всему, Квил принимал ее за распутницу, которой невмоготу ждать окончания похорон.
- Что ты сказала? Я не расслышал. - Квил рассматривал камин, водя пальцем по полированному красному дереву.
- Я не буду ни на кого смотреть, - повторила Габби.
- Правильно. Тогда, я думаю, мы достигнем понимания. - Он снова повернулся кругом. - И в таком случае предлагаю сделать так, как мы договорились вначале.
В комнате повисла тишина. Но вскоре Габби нарушила ее глубоким прерывистым вздохом. Квил собирался уходить - она не могла этого позволить. Может, она и не так хорошо знает своего мужа, как он только что подчеркнул, но этот ледяной тон казался ей противоестественным.
- Подожди!
Ее голос был почти криком.
Квил, уже взявшийся за дверную ручку, обернулся.
- Что? Говори, Габби. У меня много дел. Нужно заниматься похоронами.
Она встала и пошла к нему, преодолевая дрожь в коленях. Остановилась на волосок от него и положила руки ему на грудь, распластывая пальцы на теплой поверхности.
- Мы еще не обо всем поговорили. - Она смотрела ему в глаза, не обращая внимания на боль под ложечкой. - Нет, - покачала она головой, когда Квил открыл рот, чтобы возразить. - Я не о том, что ты думаешь. У меня нет возражений против твоего плана. - Она изогнула губы в чуть заметной усмешке. - Я не сирена, чтобы заманивать тебя в постель, когда ум твой рассеян горем. - Она умолкла.
Квил ничего не говорил, только смотрел на нее сумрачным взглядом.
- Иногда человеку легче перенести горе, - продолжала Габби, опустив глаза и покручивая серебряную пуговицу на его сюртуке, - если он поделится с другим человеком. Ты вправе усомниться, что я испытываю ту же боль. И это естественно - мой отец еще жив. Но я пережила ужасную потерю в детстве. У меня был друг, Джохар, которого я очень любила. После того как он умер...
Да, он умер от холеры. Это Квил уже слышал, а слушать дальше он просто не мог. Она стояла слишком близко, и он утратил способность разумно мыслить. От ее нежной кожи на него наплывал запах жасмина - обещание удовольствия.
- Мы с тобой поженились, Квил, и важно, чтобы мы разговаривали друг с другом без гнева. А когда мы вступим в супружеские отношения - не имеет значения. - Сладкозвучный голос Габби был полон искренности. Черт побери, опять туда же! Сколько можно напоминать о супружестве? Квил свирепо тряхнул головой.
- Когда человек в гневе, он и выражается соответственно, - упрямо подчеркнул он.
- Лучше оставить гнев там, где он возник. - Прекрасные карие глаза Габби лучились симпатией. - Ведь на самом деле ты не сердишься на меня, Квил. И все же разговариваешь со мной так, будто я сделала что-то недостойное.
Он чувствовал себя пятилетним мальчуганом, которого няня заставляет признать свою ошибку. По логике вещей ему следовало это сделать.
- Вероятно, ты права. Я не должен был так разговаривать с тобой. Извини меня, Габби.
Когда он отступил и ее руки упали с его груди, сразу стало холодно и неуютно. Он поклонился.
- Еще раз примите мои извинения, мадам.
- Мадам? - встревожилась Габби. - Почему ты так меня называешь? - Она растерянно кусала нижнюю губу, делая ее похожей на спелую вишню.
- Ты и есть мадам. - Квил пожал плечами, тщетно пытаясь вернуть себе самообладание. - Теперь ты виконтесса Дьюленд.
- Да, - кивнула Габби. - Но тебе нет нужды так обращаться ко мне.
- Хорошо. - Он снова пожал плечами. - Теперь мы достаточно поговорили? - Он попятился к двери, отыскивая за спиной ручку.