— Ему бы и в голову не пришло обманывать вас так жестоко и заставлять поверить в его смерть, — всхлипнула старушка. — Зачем, по какой такой причине? Ради вашего имени на клочке бумаги? Нет, для этого он сумел бы найти другие пути. С господином случилось что-то ужасное. Я чувствую это!
Прошла неделя, потом две, а Сирена по-прежнему не ходила к могиле сына. Стоя на балконе, мать наблюдала, как джунгли все ближе и ближе подбираются к небольшому земляному холмику. На исходе третьей недели лианы опутали скромный надгробный камень, и Сирена поняла: пройдет еще несколько дней — и не будет уже ни малейшего знака, что под этой пышной листвой покоится крохотное тельце ее безмерно любимого ребенка.
Наконец прошли и эти несколько дней. Сирена спокойно, без слез позвала фрау Хольц и указала на могилу Михеля.
— Ее больше нет. Теперь я могу ехать. Я собираюсь взять «Рану» и отправиться в Испанию. Вы хотите остаться здесь или поедете со мной?
— Еду с вами, госпожа, — сурово проговорила фрау Хольц.
Сирена судорожно сглотнула и посмотрела на экономку.
— Распустите слуг и не забудьте им как следует заплатить. После закрываем дом и — в путь!
Команда «Раны» радостно приветствовала Сирену, лица матросов сияли от восторга. Старина Якоб расшаркался перед ней в глубоком и весьма церемонном поклоне, а затем порывисто прижал к себе, подхватил на руки и закружил над гладкой, надраенной палубой.
Сирена засмеялась в первый раз за последние несколько месяцев. Глаза ее искрились.
— Забери меня домой, Якоб. Отвези обратно в Испанию!
— Есть,
Ее сестра Исабель была помолвлена с Риганом ван дер Рисом. Сирена заняла место умершей сестры и вышла замуж за пылкого, страстного, опаленного солнцем мужчину — хозяина всей той части Ост-Индии, которая принадлежала Голландии.
Бешеный ливень словно бы плетьми хлестал в узкие, высокие окна огромного здания из серого камня, вытянувшегося вдоль канала, на противоположном берегу которого была Гаага. В первый раз Калеб ван дер Рис не обращал внимания на отвратительную погоду — настоящее проклятие Голландии. Обычно его настроение, едва в небе появлялись низкие, гонимые ветром облака, сразу портилось, а в памяти возникали пронизанные солнцем дни, проведенные в Ост-Индии. В такие минуты он ненавидел Голландию, эту школу, в которой учился, ненавидел скуку собственного существования. Строжайшим образом регламентированная жизнь сильно отличалась от тех опасностей и восторга, которые юноша испытал когда-то на море, служа юнгой у Сирены ван дер Рис, своей мачехи.
Юноша стойко сражался с латынью, когда дежурный прервал его занятия и сообщил, что господин ван дер Рис ожидает внизу. Калеб был вне себя от радости, так как в голову ему приходило лишь одно: отец приехал сюда, чтобы забрать его из школы и отвезти на Яву. К этой надежде примешивалась также уверенность, что Риган, увидя, что сын вырос и стал настоящим мужчиной, станет относиться к нему соответственно. Через несколько дней Калебу исполняется восемнадцать — возраст, вполне подходящий для того, чтобы выбирать в жизни свою дорогу и пытаться занять место мужчины среди всех прочих мужчин…
Калеб сбежал вниз по лестнице, перескакивая одним прыжком сразу через три ступеньки и едва сдерживаясь, чтобы не закричать от переполнявшей его радости.
Он стремительно вошел в бедно обставленную приемную, где обычно принимали посетителей. Его темные глаза вспыхнули при виде отца, но затем в них появилось вдруг настороженное выражение.
— Разве Сирена не с тобой? — спросил Калеб недоуменно.
— Нет, — ответил Риган, и в его голосе послышалось нечто большее, чем просто глухое рычание. — Я же писал тебе, чтобы ты ее не ждал. Зачем мучить себя пустыми надеждами?
Юноша стоял рядом с отцом — точная копия родителя, исключая разве что темного цвета волосы и меньший, хотя уже почти плечо в плечо, рост.
Калеб, конечно, был только его сыном, но почему-то походил на Сирену гораздо больше, чем Ригану хотелось бы. Временами ему казалось, что у ребенка никогда и не было другой матери, кроме Сирены, что яванская принцесса Тита, родившая его, никогда не существовала в природе.