А их платья… Полупрозрачные, струящиеся до пола, оставлявшие открытыми тонкие унизанные браслетами руки и покатые плечи, на которых тяжелым грузом лежали ожерелья. Не было слов, чтобы их описать. У Роланда только мелькнула мысль о том, что любая знакомая ему женщина или девушка полжизни готова будет отдать ради того, чтобы приобрести ткани такой расцветки — и в то же время ни одна не наденет такого платья, которое слишком много выставляет напоказ. Кроме плеч и рук, у кого-то из девушек была наполовину обнажена грудь, у кого-то платье было разделено на юбку и верхнюю половину, оставив на талии полоску голого тела, у кого-то длинный разрез открывал стройные ножки.
Но на все это великолепие Роланд смотрел нарочно, отводя глаза от еще одной девушки, чье лицо он увидел первым, стоило ему открыть глаза. Она присела на край его постели. У нее были чисто-белые волосы, свободно спадающие на спину мягкими волнами. На лбу их удерживал в порядке тонкий серебряный обруч с аметистом. Такого же цвета были раскосые глаза на тонком лице. Ее кожа имела такой нежный розовый оттенок, что Роланд опять подумал о своей сестре — Кэтрин непременно захотела бы написать портрет прекрасной незнакомки. Ее платье ничем не отличалось от нарядов остальных девушек, разве что ни на тонких руках, ни на шее не было ни одного украшения. Когда глаза их встретились, незнакомка улыбнулась.
— Где я? — поинтересовался Роланд. — Я, наверное, умер и попал в Рай?
— Можешь считать это Раем, мой повелитель, — прожурчал нежный голос с заметным акцентом, — но, хвала Великой Матери Дану, ты не умер…
— И все равно, я… — Роланд попытался сесть на постели, но вовремя обнаружил, что совершенно голый и отбросил мысль выбираться из груды подушек и простыней, — я не понимаю, где нахожусь. И где моя одежда?
Мелькнула спасительная мысль, что его флотский мундир пришел в негодность от морской воды, и его отнесли в чистку. Если его вернут, значит, кораблекрушение не было сном.
Звонкий смех был ему ответом.
— Ты — дома, в своих покоях, — произнесла незнакомка. — А твоя одежда… — она звонко хлопнула в ладоши и прощебетала что-то на незнакомом языке. Тотчас две девушки направились прочь. Когда они подошли к стене, линии узора ожили, задвигались, переползая с места на место, как змеи. Два застывших среди веток диких кота встали на задние лапы и превратились в две створки дверей. Те распахнулись с мелодичным звоном, выпуская девушек, и сами закрылись за ними, а стена приняла прежний вид.
Пораженный Роланд покачал головой. Он не знал, что и думать и боялся, что сошел с ума. Такого просто не могло быть в реальном мире. Интересно, где его содержат? В Бедламе или нашли какую-нибудь иную клинику?
— Ты чем-то встревожен, мой повелитель? — беловолосая красавица придвинулась ближе.
— Да, я… Все-таки, где я нахожусь? И как сюда попал? И кто вы, леди?
— Называй меня своей королевой, мой повелитель! — красавица соскользнула с постели, встала рядом, тряхнув волосами, и аметист на ее обруче вспыхнул, как маленькое лиловое солнышко. — Ибо я — королева фей Мэбилон!
— О, черт побери! — вырвалось у Роланда. — Простите, миледи, но я… — он потрогал свой лоб. — Я не могу понять… Значит, это был сон? И я не утонул при…
— Нет. Сон.
— О, Господи! — мужчина схватился за голову. — Я не верю.
— Ты ничего не знаешь? — в нежном голосе Мэбилон прозвучало беспокойство.
— Знаю, то есть… Прошу прощения, — он перевел дух, пытаясь успокоиться и взять себя в руки. Провел ладонью по простыням. Нежнейший шелк и лебединый пух. И абсолютно реальны. — Кажется, мне недавно говорили про старинный договор… Преподобный отец Томас рассказывал легенду… Раз в сто лет королева Мэбилон выбирает себе супруга из числа смертных…
— Смертных юношей, — улыбнулась та. — И ты — счастливец, ибо я избрала тебя в повелители моего сердца!
Ее глаза сияли таким восторгом и обожанием, что любой бы дрогнул. Но Роланд вспомнил другой взгляд.
— Простите, леди, но это невозможно.
— Что значит «невозможно»? Такого слова нет в моей стране. Возможно все, когда ты — королева!
— Даже королевы не властны над чувствами. Простите меня, миледи, но вы ошиблись в выборе. Вам следовало бы обратить свое внимание на кого-либо еще в Фейритоне, ибо мое сердце мне не принадлежит.
Красавица, стоявшая перед ним, по-птичьи склонила головку набок. Было в этом жесте что-то странное, нарочитое, не-человеческое. Словно механическая кукла, у которой кончился завод:
— Не принадлежит? А где оно? Твои враги изъяли его из груди и поместили туда, где ни одному смертному его не отыскать? Но я — фея. Мне подвластны силы, о которых ты не имеешь понятия! Для меня нет ничего невозможного! Скажи, куда спрятано твое сердце, и я отыщу его!
— Я отдал его девушке, которую люблю. Она осталась там, в моем мире.
— Смертная?
— Да. Ее зовут Дженнет.