Пленник мечты

Большинство воинов были людьми Олбани. Он оставил тех, с кем прошел много сражений и которым он мог доверить охранять Салека и Чарен. Салек, он знал, будет протестовать, как только поправится настолько, что сможет протестовать. Он сразу же поймет, что Гавин захватил с собой только горстку воинов, которым он мог безоговорочно доверять при любых обстоятельствах.

Минуло лишь двое суток после того, как они покинули Чарен, а маленький отряд Гавина уже продвигался по Хай-стрит к королевскому замку. Вряд ли кто-то еще мог за такой короткий срок проехать такое расстояние. Стоял темный промозглый вечер, и даже луна не освещала их путь. Все мечтали провести часок-другой в теплой таверне с расторопной девушкой-служанкой, которая бы накрыла на стол, а позже, быть может, уложила спать. Все думали об этом, но только не Гавин. Он не мог думать ни о чем, кроме регента, который ждет его прибытия, и Риа, о которой он думал постоянно.

То, что регент ждал его, было совершенно очевидно. Гавина провели прямо в спальню, чтобы смыть пыль после путешествия, прежде чем провести его в королевское крыло замка, Гавин улыбнулся, осматривая комнату с богатым убранством и удобной мебелью. На маленьком столике даже стоял графин с вином, поставленный туда, без сомнения, быстро сновавшей прислугой, как только он назвал свое имя и цель приезда смотрителю замка. Эти покои сильно отличались от маленькой жалкой комнатушки, в которой он ютился во время своего прошлого пребывания во дворце.

Ему понадобилось немного времени, чтобы сменить кожаные штаны и жакет на трико и камзол цвета темного бургундского. Как и вся его одежда, этот наряд тоже отличался простотой, но прекрасно сидел и был сшит из отличного материала. Единственным украшением была вышивка серебром на поясе и на рукавах камзола. Через несколько минут Гавин следовал за слугой по длинному коридору к Олбани.

Хотя прошедшие недели принесли много изменений в жизнь и положение Гавина, в самом регенте или его апартаментах ничего не изменилось. Гавин ощутил себя как дома, когда опустился в уютное кресло, ожидая, когда его пригласят во внутренние покои Олбани. Ему не пришлось долго ждать, и Гавин снова встретился с одним из самых могущественных людей в Шотландии.

Олбани показал ему на кресло и приказал остальным оставить комнату. Взгляд, устремленный на Гавина, был оценивающим и задумчивым.

— Итак, — тихо произнес он, — ты добился успеха.

Гавин кивнул:

— Чарен мой.

Олбани вышагивал по комнате, его мягкие туфли едва слышно ступали по коврам, лежавшим на отполированном каменном полу. В другом человеке эго движение могло бы показаться взволнованным. У Олбани оно свидетельствовало о задумчивости.

Гавин с усилием заставил себя прикусить язык, чтобы не задавать вопросы. Олбани сам откроет цель этой встречи, и сейчас он спросил у Гавина, как тот справился с первой задачей, поставленной перед ним.

— Дорого обошлась победа?

Гавин медленно покачал головой. Если бы Салек умер, его ответ был бы другим.

— Ты хочешь получить титул к этому владению?

Гавин изумился, но продолжал сидеть тихо. Титул? Вслух он спросил:

— Какова будет цена?

Олбани улыбнулся его вопросу:

— Не более, чем ты пожелаешь заплатить.

Следующие слова регента, казалось, внезапно изменили предмет разговора.

— Около двадцати лет назад Лаоклейн Макамлейд и Дара Райланд близко подошли к началу войны, что могло бы сломать перемирие, которое привело к браку Джеймса IV и Маргариты Тюдор. Правда, сейчас некоторые говорят, что это было бы неплохо. — Он замолчал, изучающе глядя на Гавина, но ничего не смог прочитать на лице молодого человека.

— Когда английская девушка выбрала Макамлей-да, а не свою собственную семью, тогда тоже было возможно кровопролитие, если бы ее семья решила не принимать ее выбор. Но они не воспользовались этим.

Взгляд Гавина следил за регентом, когда тот снова начал ходить по комнате, брови нахмурились от вертевшихся у него в голове мыслей.

Олбани повернулся и пытливо взглянул на него.

— Союз Дары и Лаоклейна Макамлейда все еще может привести к кровопролитию между Англией и Шотландией.

Гавин напрягся при этих словах, чувствуя, что во все это как-то вовлечен результат их союза — Риа Макамлейд, а значит, и сам Гавин. Но он пока ничего не сказал.

— В Англии остался один Райланд, по крайней мере, единственный, кто является прямым наследником этой семьи, и единственный, кто сохраняет верность Тюдорам. Бранн Райланд, похоже, решил потребовать обратно то, что напоминало бы ему о сестре. — Олбани выдержал паузу, когда Гавин явно затаил дыхание. — Конечно, ее дочь.

Гавин ощутил, как где-то в глубине у него зашевелился страх и одновременно стала подниматься ярость.

— Она не пострадала?

— Она, вероятно, перепугана, но не пострадала. Нет, похоже, этот английский лорд не стремится к мести, он просто хочет семью. Он похоронил двух жен и двоих новорожденных детей.

Почувствовав небольшое облегчение, Гавин откинулся назад в своем кресле:

— А как вы узнали все эти подробности?

Губы Олбани скривились в подобие улыбки.