Пленник (СИ)

Я поднимаюсь, но мне не хочется уходить. Я задала еще не все свои вопросы, но они касаются лишь незначительных деталей, ситуация в целом ясна. Я бы посоветовала Федеральному Бюро продолжать исследования, но у них другие планы. И это возвращает меня к тому, что сегодня я вижу Эдварда Мейсена в последний раз.

Мои руки дрожат, тело и разум входят в противоречие друг с другом. Я буквально насилую волю, принуждая себя уйти.

- На этом все.

Он поворачивается. Я встречаю пристальный взгляд его темных глаз и краснею. Он так красив, просто незабываемо. В этом тоже кроется загадка: мифы твердят, что вампиры исключительно привлекательны, но как это может сочетаться с фактом, что они мертвы? Мертвецы не могут быть настолько живыми, настолько идеально прекрасными.

- Завтра зайдешь? – спрашивает он, позволяя мне надеяться, что я все-таки смогла затронуть что-то в его душе, и он тоже радуется встречам со мной, как и я.

Качаю головой, и он неожиданно бледнеет. Свет исчезает из его глаз.

На его лице борьба – я вижу это. Он хочет мне что-то сказать, приоткрывает рот, но продолжает молчать.

- Моя работа на этом закончена, - строго говорю я, но голос трепещет.

Он кивает, мне больно видеть его пустое, безжизненное лицо – именно таким я увидела его впервые. Внутри меня что-то ломается в этот момент.

- Мне… жаль, - говорю невпопад, глаза непрофессионально наполняются сдержанными слезами, от которых глазное яблоко будто бы жжет кислота. В горле ком острых игл. – Жаль, что ты в кандалах… Жаль, что я не могу что-то сделать для тебя… Жаль, что я больше не смогу зайти…

Он смотрит на меня потрясенно. И неожиданно перемещается, вставая прямо передо мной, между нами меньше метра. Оказывается, он выше меня на целую голову, и это несмотря на то, что я на высоких каблуках. Его глаза светло-золотистые, с медовыми вкраплениями, а волосы имеют необычайно яркий бронзовый оттенок. Я знаю, что дозволенное мне время истекает, и это еще сильнее подталкивает меня сделать то, что нельзя – здесь и сейчас, под зорким оком телекамер.

- Можно?.. – спрашиваю я, протягивая руку вперед. – Можно мне потрогать твою кожу?..

Глава 5

Я знаю, что дозволенное мне время истекает, и это еще сильнее подталкивает меня сделать то, что нельзя – здесь и сейчас, под зорким оком телекамер.

- Можно?.. – спрашиваю я. – Можно мне потрогать твою кожу?..

Эдвард Мейсен не колеблется ни секунды, протягивая ко мне руки. Может он привык подчиняться, находясь здесь, и думает, что это мой приказ? Или – в глубине души я надеюсь на это – ему тоже хочется, чтобы я его коснулась?

Кожа твердая, как гранит. И такая же холодная, гладкая. Я знаю об этом из многочисленных отчетов, но необычно убедиться в этом самой.

Осторожно провожу кончиками трясущихся пальцев по закованному в сталь запястью, касаюсь ладони и длинных, нечеловечески идеальных пальцев. Его большие руки не вмещаются в мои маленькие ладони, но, как могу, я сжимаю их в попытке поддержать. Отчего-то мне кажется, что он, как никто другой, нуждается в этом, пусть и простом, рукопожатии. Поднимаю взгляд, отчаянно сражаясь со слезами. У Эдварда совершенно шокированные, растерянные глаза.

- Можно?.. – просит он тихим голосом, поднимая руки к моему лицу. – Мне тоже?..

Не успеваю дать ответ, - его пальцы уже скользят от виска к скуле, по моему подбородку, слегка задевают нижнюю губу. Его глаза такие внимательные, сосредоточенные. Мое сердце замирает и одновременно стучит в бешеном ритме. Кровь резко приливает к лицу.

- Остановись, - прошу я, с трудом сдерживая дыхание. – Или меня уволят.

Он опускает руку, но не делает шага назад. В его глазах непомерная печаль, гнетущая обреченность.

- Это уже не имеет значения, - шепчет он с такой безысходностью, что мое стремительно бьющееся сердце обволакивает липкий страх.

Эдвард Мейсен вдруг хватается руками за волосы. Глядя на меня в немом потрясении, медленно садится на свой стул и опускает голову, при этом красивые, с бронзовым отливом пряди, взъерошенные резким движением, проходят между пальцев. Невыносимо хочется обнять его, но я не могу себе этого позволить. Тело замирает в муке, будто в мои мышцы влили затвердевающий воск. Просто стою и смотрю, не в состоянии заставить себя уйти, не в силах протянуть руку…

- Я сожалею. - Он бормочет это так тихо, что я не могу быть уверена. – Я ошибся.

- О чем ты?..

Мейсен бормочет в пол, мне трудно уловить смысл:

- Я поспешил. Если бы подождал еще немного, все могло быть по-другому…

- Я не понимаю…

Он поднимает глаза. В них плещется глухая безнадежность.

- Я сожалею не из-за себя, - поясняет он. – Но ты действительно можешь сделать кое-что для меня.