Пленник (СИ)

Другой охранник, ниже ростом, с азиатскими чертами лица, на бейджике которого значится имя Мин Чан, молча подает мне платок. Откуда у охранника платок?

Я благодарю его кивком, я уже справилась сама. Не понимаю, отчего больше расстроилась: оттого, что больше никогда не увижу Эдварда Мейсена и не смогу стать ему другом, или оттого, что вскоре он умрет? Или, если перевести проекцию чувств на меня, то: переживаю за него из личного интереса или общечеловеческого? Кажется невероятным, что такой необычный, великолепный представитель неизученного рода попросту перестанет существовать, не оставив после себя никаких доказательств того, что он был в моей жизни. Его скорая смерть вызывает у меня сомнение, хотя и сочувствие к нему тоже играет большую роль.

В голове почти готовый отчет, его нужно только изложить на бумагу. В аудитории вся команда специалистов смотрит на меня, когда я вхожу. Мониторы на их столах показывают камеру Эдварда Мейсена, и кровь тут же бросается в мое лицо, когда я понимаю, что они наблюдали.

Агент Рипс отворачивается первым, деликатно переключая монитор и беря в руки свои бумаги. То же самое делают агент Кэмерон и агент Рашель. Они стараются не улыбаться, но все мы просто люди, несмотря на то, что работаем на ФБР. И каждому из нас не чужды чувства. Я знаю: несмотря на любопытство, которое проявили, они не станут осуждать меня за мимолетную слабость. А значит, не станут и никому сообщать.

Агент Доурси, Бауфман и Хопс отсутствуют, - вероятно, вышли на обед. Из кабинета Люка не доносится ни звука.

- Он тоже видел? – спрашиваю я у агента Кроули, который единственный из всех продолжает смотреть на меня.

Он без слов понимает, оглядываясь на кабинет начальника, и качает головой.

- Он вышел вместе с остальными.

Я киваю и сажусь работать. Люк все равно увидит пленку, если решит ее просмотреть. С другой стороны, это мой последний рабочий день, что я теряю? Моя мечта получить престижную работу в ФБР оказалась призрачной – никому не нужен узкий специалист из маленького городка, не видевший настоящей жизни, не исполнявший боевых заданий. Моя самоуверенность вознесла меня слишком высоко, и теперь приходится больно падать. Я никто, и теперь мне предстоит вернуться в свое привычное забытье, к скучной, бесперспективной работе учителя Истории Америки. Никудышная собачонка, возомнившая себя злой овчаркой – вот кто я.

Карьера перестает меня так сильно заботить, как раньше – это беспокойство не имеет никакого смысла. Будет доволен агент Люк моей работой или нет, увидит ли он на пленке мою слабость, результат один – скоро я вернусь ни с чем домой.

Но мне везет: у агента Люка загруженный график, видимо, ему некогда просматривать каждую записанную минуту, так что мое маленькое отступление от протокола остается незамеченным. Пока.

Несмотря на то, что я тороплюсь дописать отчет, все мои мысли занимает Эдвард Мейсен. Его печальные безжизненные глаза преследуют меня, ранят сердце. Мне очень хочется протянуть ему руку помощи, хочется видеть его свободным и живым, и больно от бессилия изменить нарисованное им мрачное будущее.

Когда рабочее время истекает, я отправляюсь в гостиницу. Завтра я в последний раз заеду в Бюро. Что я буду делать дальше, пока не решила. У меня нет желания возвращаться в Саффолк. Оставаться в Вашингтоне тоже не имеет смысла – задание Бюро оказалось одним из многих и явно не станет ступенькой на карьерной лестнице, на которую я так опрометчиво и наивно рассчитывала.

На улице прохладно, несмотря на лето. Я кутаюсь в теплую шаль. Вечер темный, собирается дождь, и я чувствую себя непривычно одинокой в снующей вокруг толпе. Открытия, которые я совершила за эту неделю, переворачивают мое мировоззрение. Теперь я знаю, что наш мир не такой милый, каким мы привыкли его представлять – он полон мифов, самые страшные из которых оказываются реальностью. Вглядываясь в лица прохожих, я ловлю себя на том, что присматриваюсь к цвету их кожи и глаз. Странно понимать, что среди нас живут нечеловечески опасные существа, и мы рискуем своей жизнью ежедневно, не подозревая этого.

Я вижу человека в темных очках на автобусной остановке, и это невольно заставляет меня задуматься: для чего вечером ему понадобились солнцезащитные стекла, за которыми не видно глаз? Не потому ли, что иначе прохожие заметят: его радужка опасного красного цвета?

Я трясу головой, отгоняя подальше приступ паранойи. Это не может быть так. Фантазия разыгралась.

Однако я избегаю автобусной остановки, не решаюсь приблизиться. Вместо этого я иду в противоположную сторону, невольно ускоряя шаг. Я бегу, потому что теперь я боюсь своего мира, населенного чудовищами.