Пленник (СИ)

- Что-то типа того, - нехотя соглашается он, а затем отвечает более полно: - Я надеялся, вы будете более любопытны, сильнее испуганы. Я предоставил вам всю возможную информацию, чтобы вы знали правду о мире, в котором живете. Я отдал вам самого себя, чтобы вы могли изучить, с чем имеете дело. Думал, вы настолько перепугаетесь, что изобретете способ нас убивать. Человечество совершило множество величайших открытий за последнее столетие – в физике, химии, военной промышленности… я должен признать, люди развиваются. Вампиры прячутся, потому что начали вас бояться. Пока вы не знаете об их существовании – вы не сражаетесь с ними. И продолжаете погибать. Вы должны придумать, как защитить себя. Ты даже не представляешь, сколько вампиров скрывается за вашими человеческими новостями. Преступления, о которых ты каждый день слышишь по телевизору, на пятьдесят процентов совершены такими, как я. Вы можете освободить себя, все в ваших руках.

Я завороженно слушаю то, что он говорит, и его слова меня пугают. Не похоже, что он лжет. Хотя психически больные люди всегда верят в то, что сами придумывают.

- Агент Люк сказал мне, что в Вольтерре нет никаких вампиров.

Мейсен дико смотрит на меня, потом его взгляд потухает.

- Агенту Люку повезло, что он остался жив. Но раз уж вы побывали в самом логове, будьте уверены, что притащили за собой хвост. Теперь они еще скорее явятся. Когда вы расскажете обо мне журналистам?

Ах, он все еще надеется… Опасаясь, что раскрываю военную тайну, я все же произношу:

- Твое дело идет под грифом «абсолютно секретно». Пока не соберем достаточно информации, мы не собираемся о тебе сообщать.

- Проклятье! – восклицает он, так резко вскакивая с места, что я вздрагиваю. Стул со звоном отъезжает на целый метр. – Вы, люди, так глупы и упрямы, это невероятно раздражает! Напрасно я сюда пришел! Вам, людям, удобнее оставаться в своем невежестве!

Мейсен делает несколько шагов туда-сюда, с досадой взмахивая закованными руками, а затем снова садится на стул. Цепи привычно звякают. На его лице тревога борется со злостью:

- Сколько людей осведомлены обо мне на данный момент?

- Я не знаю, меня не информируют о таких вещах, - ошеломленно оправдываюсь я.

- Примерно?

Я пытаюсь прикинуть и мысленно делаю себе заметку спросить это у Люка.

- Я видела семерых агентов, работающих непосредственно в отделе, еще я и, вероятно, руководитель Бюро. Охрана, но я не уверена, что они в курсе деталей. Около десяти человек дежурят поочередно.

- Девятнадцать! – он восклицает это так, словно эта цифра означает конец света, и закатывает глаза. – Безнадежно!

- О таких вещах не принято рассказывать людям, - поясняю я терпеливо, надеясь успокоить его. – Это может создать панику.

- Этого я и хочу! – рычит Мейсен. – И это должно случиться как можно скорее и масштабнее! Только это защитит вас.

- У нас прекрасная защита, спасибо, - я немного оскорблена его недоверием. – И почему это тебя вообще волнует?

- Я не хочу умирать просто так, - говорит он.

- Почему ты все время говоришь о смерти? – Честное слово, это уже начинает напрягать. Если так пойдет и дальше, я начну бояться этих Вольтури, как и он, а мне еще хочется пожить в здравом рассудке.

Мейсен игнорирует мой вопрос, снова.

- А ты? – спрашивает он. – Ты можешь обратиться на телевидение? Ты же эксперт, тебе поверят.

Я качаю головой.

- Сожалею, но я подписала бумаги о неразглашении. Если нарушу закон, меня осудят за предательство.

- Проклятье, - снова ругается он, низко опуская голову. Он хватает собственные волосы, и я обращаю внимание на то, какие длинные у него пальцы.

- Может, есть какая-то возможность обойти закон? – Он смотрит на меня, в глазах мольба и отчаяние.

- Думаю, люди Бюро лучше знают, что делают, - строго отчитываю я, невольно глянув в сторону видеокамеры, которая записывает каждую секунду разговора.

- О… прости? - Он быстро догадывается, что его вопросы могут меня скомпрометировать, и, к моему счастью, больше не предлагает мне нарушить обязательства перед страной. Он очень умный. Я с трудом подавляю в себе желание записать это – состояние его интеллекта к делу не относится.

- Итак, - я пытаюсь избавиться от желания смотреть на Эдварда Мейсена не как на объект изучения, потому что мои истинные желания мешают продуктивной работе. – Ты ответишь на некоторые мои вопросы?

В его глазах снова поселяется пугающая, обреченная пустота.

- Конечно.

Я читаю по бумажке:

- Ты родился в тысяча восемьсот тридцать девятом?

- Да.

- Как ты можешь объяснить, что твое имя нигде не зарегистрировано?

- Имена простолюдинов тогда не записывали.

- Ты уверен, что родился так давно? Ведь это же почти два века назад!

- Уверен.

- И ты можешь доказать это?

- Каким образом? – Он хмурится.

- Например, сохранились твои старые портреты, фотографии хотя бы начала двадцатого столетия?

- Вряд ли.

- Или ты можешь рассказать о событиях прошлого более подробно, чем в учебниках истории Америки?

Он не понимает, к чему я клоню.

- Да, если я являлся их участником, - отвечает он осторожно.