— Ну что вы! — с безмятежной улыбкой ответил я.
— Тем лучше, если нет, — не стал спорить он. — Послушайте, мы сейчас одни, Рассендилл…
Я резко выпрямился в кресле. Видимо, в моем взгляде он прочел столько злости, что на минуту опешил и умолк.
— Что случилось? — спросил он.
— Да вот хочу кого-нибудь позвать — я велю привести вашего коня, милорд. От меня же прошу передать брату: пусть он впредь получше выбирает посыльных. Я не желаю принимать молодых людей, которым неведомо, как обращаться к королю.
— К чему продолжать эту комедию? — самым пренебрежительным тоном отозвался он. Теперь он совершенно овладел собой и преспокойно стряхивал перчаткой пыль с сапога.
— Эта комедия, как вы изволили выразиться, еще не кончена. Покуда я собираюсь продолжать ее, я уж как-нибудь обойдусь без ваших советов.
— Да ладно… Я просто случайно назвал вас так. Не подумайте, что я хотел вас оскорбить. Напротив, и ваше имя, и вы сами вызываете у меня уважение. Вы человек в моем вкусе.
— Странно, — ответил я. — Вообще-то у меня много недостатков, но я всегда старался поступать по чести. Вряд ли нас с вами роднит эта черта.
Ох, каким яростным взглядом наградил он меня в ответ!
— Вашей матери нет в живых? — в свою очередь спросил я его.
Он кивнул.
— Бог поступил с ней очень милостиво, — добавил я.
Он тихо выругался. Я сделал вид, что не слышу.
— Так с чем же вы пожаловали ко мне?
Казалось, я немного сбил спесь с этого негодяя. Все знали, что он очень дурно обращался с матерью, и воспоминание об этом явно не придало ему бодрости.
— Герцог предлагает вам куда больше, чем предложил бы я, будь я на его месте, — проговорил он, и голос его звучал далеко не так бодро, как в начале беседы. — Я бы предложил вам петлю, ваше величество. Петлю, и ни центом больше. Но герцог рассуждает иначе. Он предлагает вам миллион крон и свободный путь до границы.
— Милорд, окажись я перед выбором, я предпочел бы ваши условия, — ответил я.
— Вы что, отказываетесь?
— Конечно.
— Ну, я же говорил Майклу! Я сразу сказал, что вы откажетесь!
Мой ответ почему-то вернул молодому негодяю хорошее настроение, и он, одарив меня лучезарной улыбкой, доверительно добавил:
— Между нами говоря, Майкл не способен понять благородного человека.
Я захохотал.
— А вы, значит, способны?
— Я — да, — спокойно ответил он. — Ну что ж, значит, вы выбираете петлю.
— Жаль только, что вы не доживете до этого, — приторным тоном ответил я.
— Вы имеете что-нибудь против меня лично, ваше величество?
— Я только предпочел бы, чтобы вы были не так молоды, — ответил я.
— Ну, ваше величество, Бог дарует годы, а дьявол — старость. — Он засмеялся. — Учтите, я умею за себя постоять.
— А как там ваш пленник? — неожиданно спросил я.
— Ко… — Он вовремя осекся.
— Да, да, пленник, — настаивал я.
— О, я забыл, вы же просили называть вас королем. Он жив, ваше величество.
Он встал. Я последовал его примеру. Он снова засмеялся.
— Принцесса — диво как хороша, — подмигнув мне, сказал он. — Бьюсь об заклад, следующий Эльфберг будет не менее рыжим, чем предыдущий, даже если Черный Майкл и будет считаться официально его отцом.
Я сжал кулаки и подошел к нему вплотную. Он стоял не шелохнувшись, лишь губы его скривились в иронической ухмылке.
— Проваливайте, пока целы! — едва слышно пробормотал я.
Впрочем, с его точки зрения, он лишь отплатил мне за выпад. Надо отдать ему должное, у него это здорово получилось.
Но самый дерзкий свой поступок он совершил мгновение спустя. Это действительно было верхом смелости с его стороны. Мои друзья находились всего в каких-нибудь тридцати ярдах от нас. Руперт велел груму привести лошадь, затем протянул ему крону и сказал, что больше в его услугах не нуждается. Руперт держал лошадь под уздцы. Я, ничего не подозревая, стоял рядом. Он вроде бы собирался вскочить в седло, но словно внезапно раздумал и, положив левую руку на пояс, обернулся ко мне.
— И все же пожмем друг другу руки, — протягивая мне правую ладонь, сказал он.
Я не только не последовал его совету, но, напротив, демонстративно заложил руки за спину — на это он и рассчитывал. В его левой руке вдруг что-то блеснуло, и он молниеносно нанес удар. Я увернулся лишь в последнее мгновение — и кинжал вонзился мне в плечо. Если бы я промедлил хоть долю секунды, Руперт наверняка попал бы мне в сердце. Я вскрикнул и отпрянул назад. Он взлетел в седло и, лавируя под выстрелами моих друзей, унесся восвояси. Ни достать его из ружья, ни догнать не было никакой возможности. Я как подкошенный рухнул в кресло и, истекая кровью, с удивлением смотрел, как Руперт удалялся по аллее. Потом меня обступили друзья. Дальше я ничего не помню, потому что лишился чувств.