Пленник золотой любви

Что будет с Лизой? За миг передо мной с космической скоростью пронеслись прекрасные ее виды из воспоминаний, как будто кто-то из нас: или я, или она, умирал. Я вновь увидел ее нежный сострадательный взгляд из нашей первой встречи на мясокомбинате. Снова закружился с ней в вальсе на открытии “Модного Улета”, любуясь ее счастливой улыбкой и легким румянцем на щеках… Будет ли меня хоть кто-нибудь любить так искренне, глубоко, жертвенно, как Лизавета Филипповна? И полюбит ли кто-нибудь ее? Или весь мир для нее провалится в черную пропасть, утягивая ее за собой в беспросветную тьму?

О чем мне горевать? Я ухожу, оставляя Лизу в безопасности. Призрак ее деда-вампира обезврежен и навеки заключен в аду. Убийца Пехтель сам убит. Коварный Сатибо, подкинувший в адресованный ей букет ядовитого жука, бесследно исчезнет. Лиза решит, что жадный до золота дракон сбежал с найденным кладом в волшебный мир.

Уйду и я. Некому будет соблазнять ее вампирским долгим житьем. Вряд ли она после расставания со мной останется верна обманчивым мечтам. Составит ли она Семену партию? Как знать…

Неведомо и сколько новых угроз возникнет в жизни Лизы. Но ей все нипочем. Она непобедима и бессмертна? Если бы знать наверняка!

Задумчиво опустив голову, я сделал шаг назад и отступил бочком к старинному серванту из андалузской вишни. Мантикоры и кушетка в драке разбили в нем все стекла.

Из гордости я не сказал Сатибо: “Забирай сокровища и уходи. Прокатывай на вороных через портал в любимую Америку вместе с развращенной сестрой”, но так подумал.

Я дал слово оберегать Лизу, и я ее не брошу, не предам. Ведь я люблю ее всем зачерствевшим сердцем.

Пусть Сатибо уходит. Пусть навсегда исчезнет из ее жизни. А я останусь с ней рядом. Всегда буду защищать ее от внешних угроз и помогать ей справляться с невидимыми злыми подстрекателями – вампирскими генами.

“За этим ты пришел, алчный дракон, так получи свою золотую добычу и уходи”, – взглядом сказал я Сатибо.

Я отвернулся к серванту, считая уцелевшую посуду. Боялся не удержаться от борьбы за клад, если увижу блеск сокровищ хоть краем глаза. Защелка отворилась. Скрипнули петли поднятой крышки сундука.

Я стиснул горло воображаемого скупого старикашки, не позволяя ему дышать и говорить.

“Не глупо ли, дорогой Тихон Игнатьевич, предпочесть остаться нищим, бесправным вампиром? – надрывно прохрипел седой скряга. – Куда, пожалуй, лучше стать директором мясокомбината. Вы здесь живете, пользуетесь всеми благами, но богатство Лизаветы для вас чужое”.

“Я ее люблю, – вздохнул. – Прочее неважно”.

“Любовь не длится вечно. Все конечно”, – в рифму зашептал мерзкий старик.

“Поживем – увидим”, – твердо ответил я.

– Это действительно твой клад, – звучно подтвердил Сатибо. – Можешь его забрать.

Я повернулся. Сатибо держал в руках большую бронзовую скульптуру. Сундук был пуст. А где же золото? Где драгоценные каменья? Неужели Филипп растратил старинные сокровища на новомодные украшения, часы, дизайнерские безделушки? Выходит, так.

Я взял скульптуру. Даже мне, вампиру, не ослабленному голодом или ранением, она показалась тяжелой, и я поставил ее на массивное трюмо.

Неизвестный мастер отлил в бронзе сценку из вампирской жизни, изобразил по частному заказу меня, Лаврентия и Лейлу возле убитого оленя. Растрепанная женщина с полуоткрытым ртом, из уголков которого лилась кровь, лежала на земле, приподняв голову от прокушенной шеи добычи, и удивленно глядела на споривших мужчин. Лаврентий и я стояли по обе стороны от оленьей головы, воинственно наклонившись вперед и злобно скалились друг на друга.

Что и кому хотел сказать заказчик изваяния? Мучила ли его совесть? Жалел ли он о нашей дружбе, растерзанной нежданным сокровищем?

На скульптуре мы были изображены нищими, но свободными… Лаврентий еще был стройным! Рваная крестьянская роба сидела на моей атлетической фигуре не хуже, чем богатый костюм. Мои длинные волосы были подвязаны ленточкой. Я и сейчас мог бы отрастить шевелюру, и она еще гуще была бы, подпитанная витаминными добавками и ценными микроэлементами, но предпочитал короткую стрижку, как символ новой жизни.

– Уберем обратно или оставим? – Сатибо потребовался мой совет.

– Пускай стоит здесь. Лиза навряд ли узнает в тощих рычащих оборванцах меня или своего деда. Скажешь, знакомый коллекционер антиквариата подарил нам статуэтку.

Я подумал, что скульптура будет постоянно напоминать Лизе о том, как тяжела и опасна вампирская доля. Похоже, мысли дракона были солидарны моим. Одно огорчало меня – Сатибо и Юми не сбежали в Америку. Мне снова придется терпеть господ Яматори и быть готовым предотвратить очередную их пакость.

Продолжая уборку, я то и дело поглядывал пытливым взором натуралиста на Сатибо. Железо его нервов расплавилось. Ему нелегко было сосредоточиться на кропотливой работе. Склеивая фарфоровую вазу, он уронил отколотую половинку и вдребезги разбил. Порезал палец старинной саблей при ее чистке.