Пленники ада

Потолок затрещал, пронзенный яркой вспышкой молнии. Взрывы вокруг шкатулки приобрели направленное действие, следуя вовнутрь. Где-то ударил колокол. Эхо разнесло звук, повторяя его на все голоса и дробя на миллионы частей, которые, в свою очередь, сложились в слова древнего заклинания Четырех.

— Caput Mortnum, imperet tibi Dorainus per vivum et devotum serpentem!..

Посмотрев по сторонам, Тифони еще раз обвела пальцами нарисованную в центре окружность.

— Chrub, imperet tibi Dominus pler Adam Jot-Chavah!..

Медленно поднялась вверх середина шкатулки. Стекла на окне задрожали и рассыпались под напором ветра, ворвавшегося в комнату. Книги полеnели, подхваченные воздушным водоворотом, свернутые чертежи смело в сторону, где они скомкались, ударившись о стену; они остались лежать на полу, смятые и покоробленные.

— A Quila errans, imperet tibi Dominus per alas tauri!.. — продолжало биться эхо где-то глубоко в сознании.

Из шкатулки выдвинулась восьмиконечная звезда с обрубленными краями.

— Serpens, imperet tibi Dominus Tetragrammaton per angelum et Leonem!..

Жидкость в банках, стоящих наверху, запузырилась и взорвалась, разрывая стекло на тысячи мелких осколков.

— Raphael! Gabriel! Mikael! Adonai! Lucifer! Baal-Zebub! Moloch! Astaroth!

— Ты уверен, что хочешь именно этого? — спросила Джулия, повернувшись к доктору Женарту, оставшемуся в комнате с четырьмя трупами.

— Я всегда хотел этого, — не отрываясь от пятиугольного окна в пентаграмме, ответил Женарт. — Я должен увидеть все собственными глазами. Я должен узнать.

За стеклом, в соседней комнате сидела Тифони, держа шкатулку на вытянутой ладони.

— Смотри, у нее получилось! — воскликнул доктор, следя, как восемь лопастей, повернувшись по часовой стрелке, вошли обратно в кубик.

— Да уж… вижу, — отозвалась Джулия, наблюдая за происходящим.

— Fiat firmantum per Juhuvehu Zebaoth!.. — продолжал читать чей-то голос, и его звуки не поглощались стенами, а вторили ему сотнями различных комбинаций.

— Fiat judicium per ignem in virtute Mikael!..

Бумаги кружились по комнате, подгоняемые порывами ветра. Воздух, окружающий Тифони, уплотнился, покрываясь внутренними разрывами. Грохот потряс здание от фундамента до крыши и вырвал из пространства зловещие фигуры четырех кенобитов, затянутых в длинные кожаные одеяния.

Один из них, со спицей в носу, и продернутой сквозь щеки проволокой, проводил оселком по серпу, которым заканчивалась его рука, оттачивая и без того острое лезвие. Он приближался к Тифони, устремив на нее белое бескровное лицо, лишенное растительности. Из-под оселка вылетали и гасли от соприкосновения с воздухом сверкающие искры.

Рядом с ним непрерывно лязгало чересчур длинными зубами безглазое чудовище, все лицо которого было покрыто уродливыми складками.

За ними следовал третий кенобит, очки на глазах у которого были крепко пришиты к коже лица.

Не шевелясь, Тифони сидела на полу, скрестив ноги, полностью отрешенная от мира, напоминая древнеегипетского сфинкса. Своими мыслями она была сейчас далеко отсюда, далеко от настоящего времени и далеко от кенобитов. Полностью погруженная в себя, она созерцала свое второе и настоящее Я, находившееся в полном покое. Казалось, никто и ничто не может вывести ее из этого состояния, никакая реальность, никакие внешние раздражители. Она была выше этого. Она была Тифони. Тифони — вызывающая ад в этой реальности, но создающая полный покой в другой.

— Подождите! — приказал кенобит с головой, покрытой гвоздями, и поднял руку. Демоны остановились.

— Нет, — продолжил он.

— Нет? — переспросил демон с рукой-серпом, перестав оттачивать лезвие, и удивленно посмотрел на него.

— Нет! — еще более утвердительно прохрипел первый демон. — Это не руки вызывают нас. Это страсть!

Кенобит со спицей в носу взглянул на Тифони и кивнул, согласившись с его словами.

Где-то далеко дважды ударился о бронзовую стенку язык колокола.

Тифони, в своем внутреннем сознании, не слышала этого. Фигуры кенобитов таяли в искрящихся лучах, языки пламени лизали их одежду, унося их с собой туда, где кончаются дороги жизни и начинается бессмертие. Туда, где пеклу не дает разгореться неистовый холод ледяных глыб. Туда, где царствует огонь и лед, создавая то нечто, которым наполняется лабиринт сознания и бесконечности.

Выбросив из себя восьмиконечную звезду и втянув ее обратно, шкатулка оставила открытыми врата ада.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Керсти очнулась лежащей на каменном полу туннеля. Куртки на ней не было, порванная на спине блузка задралась, открывая спину.

Она медленно поднялась. Где-то грохотали, обваливаясь со свода, камни. Гул надвигался все ближе и ближе. Голова нестерпимо болела.

«Где я?» — попыталась вспомнить Керсти.

После удара Джулии, она потеряла сознание. И вот теперь оно постепенно возвращалось.

Она оглядела туннель и мозг внезапно пронзила мысль: «АД!..».

— Боже мой, — вымолвила она, усиленно потирая виски, чтобы окончательно прийти в себя: «И первой проснется Рыба!»