Пленники Барсова ущелья

— Ну, не будем ссориться. Нам теперь надо лететь, чтобы перехватить детей на дороге, — успокаивал его Аршак.

— Да будь они прокляты! Нет у меня сына! Пусть себе едет! — в пылу раздражения орал Паруйр, который, конечно, не меньше других переживал исчезновение своего единственного сынка, но в душе не верил в легенду о том, что ребята убежали на Дальний Восток.

Ну, раз у Паруйра «нет сына», доярка Ашхен — вдова с двумя детьми, а пастух Авдал, отец Асо, не может покинуть стадо, оставалось ехать Араму и Аршаку.

Паруйр обрадовался такому решению и, завидев издали председателя Арута, заспешил к нему:

— Видал таких умников? Говорят — бросай дела, поезжай на Дальний Восток. Глупости говорят! Когда уехали? На какой станции на поезд сели? Почему никто их не видел? Да и откуда у них деньги на билеты были?

В глазах Арута замелькали хитрые огоньки.

— Ладно, ладно, Паруйр! Хватит об этом. Ты лучше вино приготовь, завтра с утра начнем отправлять в Ереван.

Слово «приготовь» председатель не случайно выделил, и не случайно глаза его при этом заблестели. Паруйр понятливо подмигнул Аруту:

— Приготовим! Не посылать же такое вино, чтобы люди пили и отравлялись.

— То есть как это — отравлялись? Разве наше вино ядовитое? — с упреком шепнул председатель.

— А шестнадцать градусов? Это, по — твоему, не яд?…

— Да… Ах ты, разбойник! Снизь!

«Снизь!» В устах председателя Арута это короткое слово стоило ста тысяч!

А у Паруйра ход мыслей был примерно такой: «Снижу, конечно, снижу. Не позволю же я, чтобы честные советские граждане пили вино крепостью в шестнадцать градусов, теряли голову и начинали оскорблять, друг друга…» Нет, Паруйр этого не допустит! К пятидесяти бочкам крепкого, хорошего вина он добавит десятка три бочек чистой, прозрачной, бегущей с гор воды, и тогда крепость вина снизится примерно до десяти градусов. Приличное вино! Такое можно пить, не опасаясь скандалов.

…Тесные ряды бочек, стоявших в погребе, как всегда, вызвали в сердце Паруйра радостное волнение. Весь его внутренний мир, чувства, совесть, горести и радости да, по существу, и самое его бытие — все было связано с порученными его попечению складами, с хранящимися здесь общественными продуктами. Вне этих складов у Паруйра не было ни жизни, ни цели — ничего! Как рыба без воды, не смог бы Паруйр жить без колхозных складов. Они придавали ему силу, уверенность, твердость воли. И приятелей было у него много — таких, которые еще издали снимали перед ним шапку. «Человек чувствует себя на верху блаженства, если тот, кто еще вчера тебя презирал, сегодня с улыбкой кланяется тебе в пояс и льстиво спрашивает: «Как здоровье, Паруйр Абакумович?…»

Но… зачем столько говорить о каком — то заведующем колхозными складами? — спросит читатель.

Да, действительно нас интересует не Паруйр, а сын его, Саркис.

«Мир — сало, а ты — нож. Режь, сколько силенки хватает», — постоянно говорил мальчику отец, и эта заповедь глубоко запечатлелась в мозгу Саркиса. С детства он видел, как живет его отец, подражал ему и, воспитанный им, твердо усвоил, что весь мир служит только его интересам.

Теперь Саркис оказался плечом к плечу, рука об руку с товарищами, которых не любил, с товарищами, отцы и матери которых были честными колхозниками и воспитали в своих детях любовь к труду — упорному и полезному для общества.

Понятно, как трудно было ему вступить в борьбу со злыми силами природы.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ О том, что ни одно существо добровольно не согласится стать пищей другого

Когда Ашот проснулся и открыл глаза — это было уже на пятое утро, — он увидел, что Асо. разрезает на куски толах — одну из своих коротеньких, из грубой ткани обмоток.

«Что ты делаешь?» — взглядом спросил его Ашот. Асо, тоже молча, поднял правую руку и сделал ею несколько вращательных движений у себя над головой.

— Праща? — догадался Ашот. Асо кивнул.

Проснулся Гагик, протер глаза и вышел из пещеры.

— Поздравляю! — крикнул он с порога. — Снова на метр снега навалило!

Мальчики невольно вздрогнули, а Шушик всплеснула руками. Она давно уже не спала — разве в таком холоде можно уснуть?

— Это хорошо, я как раз такого снега и ожидал, — подчеркнуто беззаботным голосом сказал Ашот. — Раньше снег сверху подмерзал и куропатки убегали, а теперь не уйдут — провалятся.

— А как мы их ловить будем: за хвост или за голову? — ехидно спросил Гагик.

— И сколько килограммов будет весить каждая? — впервые вмешался в разговоры старших товарищей Асо.

— Ого, Асо! Невелика мышка, да зубок остер! И ты меня вышучиваешь? — удивился Ашот. — А ну, дай-ка погляжу, что ты там сделал. Ну, изрезал обмотки, а где же ты веревочку возьмешь для своей пращи?

— Мой чулок можно распустить, — утирая слезы, сказала Шушик.

— Я не позволю трогать твой чулок, хушкэ Шушик! Погляди-ка, сколько у меня веревочек! — И Асо показал на свои лапти.