Пленники хрустального мира

Глаза ее медленно закрывались, и никто уже не думал о том, что некто схватит ее за руку, вернув искалеченное тело на сырую землю, устланную ледяным туманом.

Прижимая к своей груди бездыханное тело Рене, Лео задыхался от тоски и боли, взявших его под полный контроль.

Он всячески пытался заставить Рене открыть свои темно-зеленые глаза, до сих пор не веря в то, что опоздал. Он бы отдал все на свете, чтобы снова увидеть ее теплую нежную улыбку, чтобы слышать ее мягкий заботливый голос… Лео слишком поздно понял, что опоздал…

Глава 20

Серебряный перстень с черным камнем изящно смотрелся на моем пальце, невольно навевая на меня воспоминания о Чарлзе. Он никогда не снимал его, понимая цену своей безопасности, но я пожертвую сохранностью хрупкой души, оставив перстень на пыльном столе кабинета. Если и останется во мне хоть что-то от него, то я без труда смогу избавить это тело от его малейших следов присутствия.

Вейн, преступно наблюдая за мной из-за старых книжных стеллажей, вмиг опустила свои голубые глаза, впервые по-настоящему отразившие в себе глубокую печаль. С недавних времен ее что-то очень сильно начало тревожить, и она все чаще стала задумываться о каких-то таинственных вещах, понять которые было непросто. О чем она думает сейчас, притаившись в темном углу кабинета? Я не знаю, да и не стремлюсь узнать лишь потому, что мне давно все равно на то, что творится у нее на душе.

Когда я собирался уходить из кабинета, она внезапно схватила меня за руку, заставив обернуться. Она молча смотрела на меня, точно не зная, что стоило ей сейчас сказать. И лишь тогда, когда раздался щелчок опущенной вниз дверной ручки, она, взяв меня за руку, взволнованно пролепетала:

– Ты не можешь просто так оставить его здесь. – На ее ладони лежал недавно оставленный мною перстень, который явно не давал ей покоя. – Иначе тело умрет.

Немного нахмурившись, я взял из ее ладони серебряный перстень, неохотно надев обратно. Мне всячески не хотелось признавать ее правоту, хоть Вейн была абсолютно права насчет этого.

В ее голубых глазах я еще никогда не видел ничего подобного. Затаив какое-то тайное чувство, они молчали, пытаясь глубже запрятать ее от моих глаз. Заметив это, я снова закрыл дверь, бросив на нее свой изумленный взгляд.

– Только ли тело тебя волнует? Мне кажется, не только оно одно.

Попятившись назад, она пыталась найти всякие отговорки, чтобы убедить меня в обратном, и тогда, когда она практически сдалась, со стороны бального зала раздалась волна новой, пленительной и безумно тоскливой мелодии.

– Значит, наивная маленькая Рене все-таки признала свое поражение, доверившись мне. – Колкая улыбка сверкнула на моем обескураженном лице. – Как же это глупо и цинично.

– Цинично? – дрожащим голосом сорвалось с тоненьких губ Вейн, которая впервые за долгое время начала испытывать какое-то легкое покалывание внутри своей холодной груди. – Она искренне любила всю свою жизнь, и ты считаешь это циничным?..

Оказавшись рядом с ней, я больно схватил ее руку, сжав так сильно, что она едва смогла сдержать слезы.

– Я создал тебя, не забывай, – едва слышно прошептал я, припав к ее уху, чтобы почувствовать, как по ее тело дрожит от пронизывающего насквозь холода, который впервые так сильно ее пугал. – И если вспомнить, ты всегда обещала быть на моей стороне, разделяя мои интересы, помогая мне достигать желаемых целей. Но если ты решила не согласиться со мной, Вейн, – услышав свое имя, она застыла, точно запечатлев самое страшное, что она когда-либо видела в своей жизни, – решила предать меня, то наш разговор будет коротким.

Мои ладони уже практически сомкнулись на ее тонкой шее, как что-то резко отдернуло меня.

Подавшись назад, я схватился за голову обеими руками, пытаясь унять несносную головную боль. Проникая в мое сознание, она яростно кричала, и ее крик, становясь все громче, оглушал меня, в какой-то момент обрезав последние ниточки, связывающие меня с окружающим миром.

Когда грустная музыка, наполняющая стены поместья никем прежде не испытанным чувством, резко оборвалась, тишина снова захватила все, что было вокруг нее, заявив о своих подлых намерениях.

Никто бы и не подумал о том, что в бальном зале, покрытом пылью и темнотой, жизнь внезапно оборвалась, отравившись самым беспощадным ядом, который только существовал в пределах необъятного, но очень беззащитного мира.

Черно-белые клавиши изящного темно-синего пианино молчали, навевая тихую грусть, о которой вряд ли кто-либо когда-то мог слышать, попросту прежде не испытав ее насквозь прожигающий взгляд на себе, точно на беспомощной жертве, которой уже некуда было бежать.