Пленники любви

Несколько долгих, полных отчаянного смятения мгновений Хэлен смотрела на замолчавшую трубку, перед тем как наконец положила ее на место. При этом она машинально отметила, что рука ее дрожит; более того, ее всю била нервная дрожь. Уэстон обладал способностью обращать ее в жалкое ничтожество. Ей захотелось спрятаться под стол и никогда не вылезать наружу. Девушка успела забыть, что сама же предложила Уэстону поговорить с ее отцом, узнать у него, какая из его дочерей является матерью близнецов. Все, о чем она думала в те дни, был сумасшедший вызов, который она бросила Уэстону в минуту отчаяния. И опять перед ее глазами промелькнула постыдная картина: большая кровать и два тела, сплетенные в объятиях… О, ужас, неужели она начинает снова? Хэлен закрыла горящее лицо ладонями и прерывисто вздохнула.

Надо немедленно взять себя в руки, нельзя допустить, чтобы подобное состояние продолжалось. Стоит ей лишь подумать об Уэстоне, как в голову лезут самые безумные мысли. А ведь это совсем не похоже на нее.

Большинству женщин, которые встречаются этому человеку на пути, его облик навеял бы самые невероятные фантазии. Хэлен вполне могла это понять, она не была глупенькой или наивной. Но она не относила себя к большинству женщин. У нее никогда не возникало желания иметь над собой господина, который распоряжался бы ею в постели или вне ее, и еще меньше желания было иметь любовника, который мог бы сделать ее рабыней собственной чувственности. Но почему Уэстон приходит ей на ум в подобной связи? Ведь это просто смешно и нелепо. Если бы она и стремилась обзавестись любовником, Виктор Уэстон не стал бы ее избранником. Он — человек опасный, а она достаточно разумна.

Хэлен только покачала головой и глубоко вздохнула. Так приятно быть хозяйкой себе, кроме того, она — всеми уважаемая, высокооплачиваемая служащая одной из наиболее престижных фирм, специализирующихся на налогообложении. И как только Элизабет начнет зарабатывать и сможет обеспечить себя и ребятишек, Хэлен переедет в собственную квартиру и полностью сосредоточится на продвижении вперед и вверх по лестнице избранной ею профессии. А недавнее столкновение с Виктором Уэстоном — всего лишь результат дурацкого стечения обстоятельств, и очень скоро ее жизнь снова вернется в прежнее русло, вновь станет предсказуемой, ровной, безопасной. Хэлен без малейшего удовольствия ожидала встречи с этим ужасным человеком, но она решила смотреть на нее как на необходимую ей страховку. Отец расскажет правду. И Элизабет уже должна вернуться, она подтвердит слова отца. Покажет свидетельство о рождении близнецов. Даже у Виктора Уэстона не найдется, что возразить против этого.

От этих мыслей Хэлен повеселела и до конца рабочего дня успешно занималась делами, а возвращаясь домой в общественном транспорте, заставила себя не думать о предстоящей встрече.

Однако когда она оказалась в своем новом жилище, досадное, раздражающее чувство снова всплыло откуда-то из глубины души и принялось мучить ее. Не слишком ли самоуверенно она решила, что сумеет сохранять достоинство в его обществе во время поездки в Кент? Путь назад, правда, будет легче, потому что всю обратную дорогу ему придется рассыпаться в извинениях.

Буду думать только об этом возвращении, решила она, отгоняя вдруг кольнувшую ее мысль, что ей следовало бы надеть что-нибудь более строгое, чем потертые джинсы, не скрывавшие голых лодыжек, и старая тенниска, имевшая несомненную особенность подчеркивать фигуру. Волосы она предусмотрительно заколола сзади в строгий узел. Однако какое дело Виктору Уэстону до ее внешнего вида? Его интересует только ее нравственность. Разве он не заметил язвительно, что не имеет ни намерения, ни желания ложиться с ней в постель, а если вдруг в один прекрасный день пожелает, к этому у него не будет никаких препятствий? И этим Уэстон дал ей понять, что она не интересует его ни в малейшей степени, что мысль о близости с ней оставляла его таким же равнодушным, как необходимость почесать левое колено.

Переминаясь с одной ноги, обутой в парусиновую туфельку, на другую, девушка беспокойно вглядывалась в конец улицы, но его все не было. Только тучная дама в черном платье сидела на крыльце высокого обветшалого дома на противоположной стороне, улицы, блаженствуя под теплым вечерним солнышком, и время от времени окликала двух детей, гонявших консервную банку.