Пленники небес

— Джонни послал к тебе парня, ну, ты знаешь, зачем. Я сказал ему, чтобы он убирался и что ты больше не работаешь. Совсем, Робин. Ты у нас переезжаешь в Ки-Уэст.

— Все это слишком сложно для меня. Послушай, Дейв, я тут слегка того (она кивнула в сторону дымящейся пепельницы)... вот только что собиралась купить пивка. Мамочке надо слегка окосеть, перед тем как вертеть задницей перед своими лысыми поклонниками. Кстати, если хочешь, пошли со мной.

— Никакого пива, никаких мужчин, и в баре ты сегодня не работаешь. Ты улетаешь на Ки-Уэст девятичасовым рейсом.

— У тебя все дома? Какой Ки-Уэст? Там же полным-полно педиков.

— Будешь работать в ресторане моего друга. Это неплохое местечко, прямо на пристани, на углу Дюваль-стрит. Там обедают знаменитости. Даже, говорят, сам Теннесси Уильямс[6].

— Ты имеешь в виду... певца кантри, что ли? Ничего себе.

— Я собираюсь разобраться с ребятами, которые на нас с тобой напали. А тебе на это время лучше исчезнуть.

— Так вот что у тебя с лицом.

— Это они рассказали мне, что сделали с твоим пальцем. Прости. Все из-за меня.

— Забей. Издержки профессии. — Она присела на набитый волосом диванчик, подобрала из стеклянной пепельницы лежавший там окурок, покрутила его в пальцах, внимательно посмотрела на него и в конце концов выбросила обратно. — Сделай так, чтобы они не возвращались. У того белого парня, ну, в ковбойских сапогах... у него были поляроидные снимки. Господи, не хочу больше их видеть.

— Ты знаешь этих парней?

— Нет.

— Ты видела их раньше?

— Никогда.

— Уверена?

— Да. — Она сжала руки. — На этих фотографиях были люди, темнокожие... привязанные к каким-то столбам. Они были все в крови. Дейв, некоторые из них были живы. Никогда не забуду их лица.

Я присел с ней рядом и взял ее ладони в свои. В ее глазах стояли слезы, а дыхание разило травкой.

— Если решишься улететь сегодня, то сможешь начать новую жизнь. Я буду справляться о тебе, а мой приятель поможет устроиться. Сколько у тебя денег?

— Пара сотен будет.

— Вот тебе еще двести. До первой зарплаты хватит. Но никаких наркотиков, выпивки и тому подобного. Понимаешь?

— Эй, а этот твой приятель — он не из анонимных алкоголиков? Учти, больше я туда ни ногой.

— Тебя никто и не просит.

— У меня своих проблем выше крыши, а тут еще на мозги капают.

— Тебе решать. Это твоя жизнь, детка.

— Да, вообще-то, но ты всегда прячешься где-то за углом и вмешиваешься. Тебе бы священником быть. Ты все еще ходишь на службы?

— А то.

— Помнишь тогда, когда мы были в соборе Св. Людовика, а потом перешли через площадь и ели оладьи в «Кафе дю Монд»? Знаешь, в тот вечер мне показалось, что ты ко мне серьезно...

— Послушай, можно спросить у тебя кое-что, пока я здесь.

— Да, конечно. Обычно мужчины приходят сюда не вопросы задавать. За исключением разве что тебя да переписчика.

— Я серьезно, Робин. Ты знаешь парня по имени Виктор Ромеро?

— Ну да. Дружок Джонни Дартеза.

— Откуда он?

— Здешний.

— Что ты еще о нем знаешь?

— Маленького роста, смуглый, с курчавыми черными волосами; вечно носит берет, типа художник или кто-то в этом роде. Вдобавок он порядочная скотина. Говорят, продавал вместо героина какую-то дрянь и пара пацанов загнулась, не успев вытащить иголку из вены.

— А этот не делал грязную работу для Буббы Рока?

— Не знаю. Мне наплевать. Я его сто лет не видела. И вообще, на кой тебе эти придурки? Ты же у нас теперь вроде семейный человек. Или дома не все в порядке?

— Есть немного.

— И этот парень собирается дать мамочке денег, чтобы она перлась черт-те куда вытирать столики за туристами! Во блин.

— Послушай, вот тебе двести долларов и билет. На конверте написано имя моего друга, того самого. Поступай как знаешь.

Я встал, чтобы уйти, но она удержала меня. Ее роскошная грудь вздымалась под тоненькой футболкой, и я знал, что в глубине моей души кроются те же самые слабости, что и у тех, что каждый вечер приходили глазеть на нее.

— Дейв...

— Что?

— Ты хоть иногда думаешь обо мне?

— Да.

— Я тебе хоть немного нравлюсь?

— Ты прекрасно знаешь, что да.

— Я имею в виду, как женщина, а не ходячая аптека?

— Ты правда очень мне нравишься, Робин.

— Останься хоть на пару минут, а потом я сяду на самолет и улечу в Ки-Уэст. Обещаю.

Она положила руку мне на грудь и прижалась ко мне, как маленькая девочка; ее затылок касался моего подбородка. Ее коротко стриженные волосы были мягкими на ощупь и пахли шампунем; я чувствовал, как она дышит: ее грудь почти касалась моей. На улице был настоящий ливень. Я провел пальцами по ее щеке, слегка сжал ее ладонь в своей. Мгновенье спустя я почувствовал, что она вздрогнула, словно во сне ее покинули давний страх и напряжение. В наступившей тишине я молча смотрел, как струи дождя заливают балконные перила.