Пленники паука

Конан действительно знал обоих. Похитители людей. Два партнера, долгие годы работавшие вместе, они не останавливались до тех пор, пока не выполняли порученного им дела. Пожалуй, более опасных противников Конан найти бы не смог. По крайней мере, среди тех, кого знал. Не то чтобы он испугался. Киммериец вообще не боялся никого и ничего, но и недооценивать опасности положения он не хотел.

— Что ты знаешь о Тефилусе? — вдруг спросил он.

— Отце Мелии? — уточнил Абулетес.

— Да.

Кабатчик ненадолго задумался, видно припоминая, что ему известно. Конан терпеливо ждал.

— Где он родился, не знаю, но он из черни. Плод любви какого-то заезжего туранца и немедийки. От папаши он унаследовал вспыльчивый, необузданный нрав, а от мамочки невероятную дотошность, непомерное самомнение, ну и все такое. Кстати, имя ему при рождении дали отчего-то не туранское и не немедийское — Викторин. Похоже, за этим что-то кроется, потому что младенцу не исполнилось и месяца, когда молодой папаша прирезал мать своего ребенка, а младенца подкинул жрецам Митры.

— Откуда ты все это знаешь? — удивился Конан.

— Ну,— Абулетес снова помялся,— видишь ли, такие дела не всегда удается удержать в тайне. Важно другое. Мальчишка подрос и сменил имя: решил, что старое приносит ему несчастье. И что ты думаешь, удача действительно улыбнулась ему. Он стал Королевским Дознавателем. Сперва младшим, но быстро пошел вверх, женился на Аниэле, и если бы не злобный нрав…

— А, так вот отчего он взъелся на меня, — проворчал Конан, только теперь связавший профессию Тефилуса с той давней кражей.

— А ты как думал! — ухмыльнулся Абулетес.— Обокрасть Главного Королевского Дознавателя — это не шутка!

Он продолжал что-то говорить дальше, но это уже не интересовало киммерийца, который надолго задумался.

Учитывая то, что продержаться, судя по всему, нужно только три дня, самым надежным было бы нанять побольше людей и расставить их живым забором вокруг дома. Вероятно, Тефилус и рассчитывал на это. С другой стороны, и Хараг не может не видеть этого простого и надежного средства и, если хочет добиться своего, должен что-то предпринять.

Объяснять это Тефилусу Конан не собирался, а значит, рассчитывать ему придется лишь на себя: на свои силы и на свои деньги. Ну и ладно! Не привыкать!

Он еще раз подумал о предстоящем дне и предстоящей ночи. О дальнейшем пока не стоило беспокоиться, слишком многое к тому времени неизбежно должно измениться.

Видя, что Конан собирается уходить, Абулетес забеспокоился:

— Эй, Конан! За тобой должок!

Киммериец положил на стол золотую монету. Сказанное стоило того. Кабатчик схватил ее, попробовал на зуб и с довольной ухмылкой сунул за пояс.

— Спасибо, конечно, но это не все!

— Что же еще? — удивился молодой варвар.

— Ты забыл сказать, где остановились аренджунцы!

Конан на миг задумался и решил, что вреда от этого не будет никакого. В конце концов, именно таким способом Абулетес и добывает факты, которыми пользуется и он тоже.

— Они остановились в святилище Затха.

— Вот как! — Лицо кабатчика вытянулось от удивления.

— Может, тебе и ни к чему это знать, но я только что оттуда, и тремя паучьими выродками теперь стало меньше. Так что, если придет кто-то от них, скажешь, что я все знаю и мои планы не переменились.

* * *

У Конана было еще одно дело в городе, и ему пришлось потратить на него пару часов. Оно не требовало большого времени, но варвар не мог просто так уйти от людей, от доброго расположения которых зависело слишком многое в его планах.

Киммерийцу пришлось влить в себя не один кубок вина, пока он рассказывал, зачем ему потребовалось имущество хозяев и какой опасности оно может подвергнуться, но, когда история была рассказана до конца, он не пожалел о потраченном времени. Ему дали не только то, о чем он просил, но и кое-что еще, объяснив, что это пригодится ему ничуть не меньше.

Затем он осушил еще один кубок за здоровье почтенного Тулгун Сада, потом еще один за здоровье и богатырскую силу Могучего Северного Барса. После этого он не мог не выразить уверенности в процветании дела хозяина, который тут же велел вновь наполнить кубки, и они выпили за успех предпринятого Конаном дела.

Следующие несколько тостов он забыл и, возвращаясь, старательно пытался припомнить их, пока, наконец, не осознал тщетности своих усилий. Опомнился он уже у ворот дома Мелии и, войдя внутрь, остановился, словно громом пораженный. Что-то произошло, но что именно, сразу понять он не мог.

Потом он увидел Мелию с заплаканным лицом, склонившуюся над маленьким неподвижным телом, и в груди у него похолодело. Хмель и благодушие мгновенно выветрились из головы. Он бросился на колени и подхватил на руки маленькое тельце.

— Лисенок, что с тобой? Скажи хоть слово!

Но рыжеволосая голова мальчишки безвольно моталась из стороны в сторону, глаза оставались закрытыми. Он и не смог бы открыть их: лицо мальчика превратилось в сплошной синяк. Конан рванул рубаху, припал ухом к маленькой детской груди — сердце билось тихо-тихо, словно отсчитывало последние удары, перед тем как окончательно остановиться.