Пленники Раздора

На улице ярко светило солнце. День был погожий и не такой морозный, как прежние. Лют шёл, держась за локоть спутницы. Судя по всему, запахи и впрямь говорили ему о многом. Он то и дело принюхивался, прислушивался, постоянно тыкал девушку в бок, требуя рассказывать, где они идут.

Торжища достигли быстро. Тут, как всегда, оказалось многолюдно, тесно и шумно. Волколак отчаянно крутил головой и все допытывался:

— Чем пахнет?

Лесана пожимала плечами. Запахов было великое множество: пахло конским навозом, куриным пометом, разрубленными свиными тушами, солёными грибами, шерстью, овцами, железом, пряниками, калачами, деревом, кожами, калёными орешками…

— Вкусно! Чем? — допытывался Лют.

— Мясом? — предположила девушка, ибо не знала, чем ещё можно взбудоражить волка.

— Нет… — он мотал головой. — Не мясом.

Вскоре Лесана поняла, что его так увлекло. Ей стало смешно. Дурманящие оборотня запахи шли от лотка с пирогами и калачами. Обережница купила лакомство.

— На, — сунула в руку спутнику. — Ешь.

Он сперва обнюхал румяные маслянистые бока, потом, сочтя подношение съедобным, откусил сразу треть. Задумчиво пожевал. Проглотил.

— Вкусно… Вы вкусно едите, — сказал он искренне. — А тебе что — не нравится?

И кивнул незряче в сторону её руки с надкусанным калачом.

— Нравится.

— А что ж не ешь?

— Просто я медленно…

— Значит, не нравится, — заключил Лют, выхватил у неё надкусанный калач и невозмутимо принялся уминать.

Девушка подавила улыбку. Пусть ест. Он и вправду такого прежде не пробовал.

— А там что? — кивнул волколак в сторону тянущегося по правую руку торгового ряда.

— Там шорные лавки. Сбруя, ошейники…

— Нет, — пленник тут же круто развернул спутницу и потянул прочь, — ошейник у нас уже есть. А там?

— Еда. Соленые грибы, чеснок, мука, репа…

Он фыркнул, выражая презрение.

— Ты же сам сказал, что мы вкусно едим, — напомнила обережница.

— Вкусно. Но иногда всякую гадость.

— Да уж, с вами нам не сравниться, — не удержалась Лесана

— Верно, — усмехнулся собеседник. — Калачей у нас не пекут. Волчицы вовсе стряпать не умеют. А вот у тебя получается.

— Почему не умеют? — удивилась девушка.

— А зачем волку похлебка? — вопросом на вопрос ответил оборотень. — Зверь кормится мясом — живым или падалью. Вот и выходит, что человечье тело всегда сыто без этих ваших каш и щей. Расскажи, как тебе дали те калачи? Просто так?

Она улыбнулась:

— За деньги.

— Деньги? Что это? Откуда они берутся? — он продолжал крутить головой, словно бы не интересовался ответом.

— Это такие кругляшки серебра или меди. Они остались с тех времен, когда… — Она хотела сказать «когда вас ещё не было», но осеклась и закончила иначе: — со старых времен, в общем. А если нет денег, можно обменять одно на другое. В деревнях редко у кого водится серебро. Только медь, да и той не много. Чаще выменивают добро на пушнину или что‑то нужное. Например, можно выменять глиняный горшок на шерстяную нить. Или корову на лошадь. А можно везти товар в город на торг…

Лют хмыкнул, видимо, считая данную суету глупой, а потом спросил:

— А Цитадель? Что меняет Цитадель? Чем торгует?

Лесана развела руками:

— Нами. Кроме нас ей торговать нечем. Поэтому деньги у обережников есть всегда.

Эти слова волколак пропустил мимо ушей. Судя по всему, его мало интересовали сложные торговые отношения людей и Крепости, в суть которых он не собирался вникать.

— А тут что? — уже утратив интерес к деньгам, спросил оборотень, кивнув куда‑то в сторону.

Лесана отмахнулась:

— Тут коробейники. Безделушки всякие — зеркальца, кольца, ленты… Лют, постой здесь, я сейчас вернусь.

И она отошла в сторону, будто бы присматриваясь к разложенным на лотке тканям, а на деле — слушая разговор двух купцов. Клесх просил примечать, какие настроения бродят в людях. Клянут ли Цитадель, хвалят ли, что за сплетни разносят, о чём толкуют.

Купцы судачили о волчьих стаях, сетовали на то, как плохо городу без ратоборца — за стены‑де не высунешься, гадали, когда пришлют нового, ругали посадника, который уже требовал собирать десятину для Крепости, будто не понимал, клятый, что без ратоборца торг не ладится и дохода почти нет.

Люди судили да рядили, поминали нового Главу, который крут нравом, мыли кости соседям и сродникам, досадовали на Ходящих… Но в целом Старград жил спокойной жизнью, не бурлил недовольством. Что ж, это хорошо.

— Вот ты где, — обережницу поймали за локоть. — Ну? Обратно идем?

Волколак был готов сказать что‑то ещё, но в этот самый миг проходивший мимо мужик с дрыгающимся мешком на плече, толкнул Люта, и того отбросило на Лесану. Девушка едва удержалась на ногах, а её спутник, не особенно задумываясь над тем, что произошло, повернулся, шагнул вперед и со всего маху всадил обидчику кулаком в плечо.

Мужик, не ожидавший такого оборота и даже не заметивший в толчее, что кого‑то задел, рухнул на колени, выронил мешок, который с визгом и хрюканьем покатился в сторону.

— Ты что?! — Лесана повисла на оборотне.

— Ничего, — удивился Лют. — Он меня толкнул.

— Это торг! — рассердилась обережница. — Тут все толкаются!