Пленники (СИ)

Каждый раз, глядя на стеклянные глаза, я просто ненавидел себя за то, что свершил. В попытках достучаться до девушки, я пробовал с ней говорить, пробовал кричать и даже пугать. Все бес толку. Было такое чувство, будто она просто отгородилась невидимой стеной от внешнего мира и ничего не слышит.

Это было невыносимо. Видеть всегда такую сильную и дерзкую Кристу такой сломленной и осознавать, что это сделал с ней я. Мерзкие щупальца вины опутали душу, заставляя глядеть на ситуацию под другим углом. Это не Криста пыталась сломать меня, используя физический и эмоциональный садизм. И в моей ссоре с бабушкой больше моей вины, нежели девушки, ведь, это я довел ее до точки. Но вот только человеческий эгоизм — штука очень мощная, а мой, так и вовсе монументален. Я много лет воспитывал и взращивал его в себе. Людям вообще свойственно перекладывать свои ошибки на плечи окружающих, всегда легче свалить вину на кого-то, чем сказать:" да, я не прав. "

Вот и я поступил так же. Ослепленный стремлением подчинить себе девушку, во чтобы то ни стало, я медленно и верно ломал ее душу и психику. И естественно, когда она во мраке своей жизни встретила человека, от которого можно получить чуточку тепла и участия, она не выдержала и сорвалась. Излила душу, что для меня имело не самые приятные последствия. Все шесть дней, что удалось скрываться девушке, я лелеял и взращивал злобу и мстительное желание наказать ее за свои неприятности, и достиг в этом деле совершенства. Когда Криста попала ко мне в руки, у меня просто сорвало крышу, а ее молчаливое непослушание, лишь добавило масла в костер моей ярости. И я потерял контроль. Абсолютно и полностью. Движимый желанием причинить ей как можно больше боли, я зашел слишком далеко, и чудо, что вовсе не убил ее там.

Похоже, это стало для девушки окончательной точкой срыва. Грань ее терпения и выносливости была превышена, и она, утратив веру, решилась уйти за черту. У меня холодела душа, когда я думал, что если бы я пришел позже или вовсе решил не беспокоить ее до утра? Ответ один — она была бы мертва.

Но сколько бы я об этом не думал, задавая себе вопрос — «согласился бы я отпустить ее из своей жизни, знай что будет? Смог бы я отказаться от своей ублюдочной линии поведения?» Я не мог ответить - да, конечно. Эта девушка стала для меня наваждением, лишившим меня покоя. И сейчас мои чувства и эмоции находились в таком раздари, что я не находил себе места, искал в четырехугольной комнате пятый угол.

Доктор Хофман буквально вытащил ее с того света, вот только не похоже, чтобы она была благодарна. Ее отрешенность от мира пугала, и я сотни раз на дню задавался вопросом — что делать?

Хофман, который являлся многопрофильным специалистом, в том числе неплохо разбирался в психологии, предполагал, что девушка может пойти на контакт с кем-то, с кем у нее связаны теплые воспоминания. Но где я возьму такого человека? Не могу же я привезти ее родных и признаться, что плачевное состояние их дочери, моих рук работа? А друзей у девушки нет, да и не хотелось вмешивать посторонних в это дело.

Долго думая над этим, я пришел к тому, что мне нужно просить помощь бабушки, ведь она единственная, кто был добр к девушке в этом доме. Но, черт возьми, если она меня не ненавидит сейчас, то точно возненавидит, увидев состояние Кристы.

Переминаясь с ноги на ногу на пороге дома, в который поклялся никогда не возвращаться, я испытывал душевный дискомфорт, предчувствуя непростой разговор. Глубоко вздохнув, я, наконец, нажал на звонок.

— Что ты тут делаешь? — услышал я, когда дверь открылась.

В простом хлопковом халате, с чуть растрепанными волосами и сжатыми зубами, родной мой человек радовала меня тем, что я просто ее вижу.

— Мне нужна твоя помощь, — тихо сказал я. — Пустишь?

Прищурившись и немного подумав, женщина кивнула и отошла в сторону, пропуская меня внутрь. Оказавшись в доме, я задышал быстрее. Тут ничего не изменилось, все было так же, как и девять лет назад. И это просто взрывало психику, терзая душу воспоминаниями.

— И что же тебе, "Хозяин города", потребовалось от простой, честной, старой женщины? — саркастично поинтересовалась бабушка.

— Бабуль, не надо, — простонал я, раненый ее словами и тоном.

— А что надо? Что ты натворил?

Ощущая себя последним дерьмом, я выложил, как есть, события последних дней. Когда я закончил, мне хотелось испариться, только бы не ощущать презрительный взгляд светло-голубых глаз.

— И ты хочешь, чтобы я попробовала достучаться до несчастной? — спросила она, и я кивнул. — А зачем? Чтобы, когда она придет в чувства, ты продолжил над ней издеваться?

Слова старушки поставили меня в тупик. Я, если честно, и не задумывался над тем, как себя вести, если девушка придет в себя, слишком поглощенный работой и проблемой ее нынешнего состояния.

— Вот ответь мне на вопрос. Зачем ты это делал? Зачем мучил бедняжку? Какую цель преследовал?

— Мне хотелось, чтобы она была моей, — тихо ответил я, — Чтобы она слушалась меня.

— Господи! — покачала бабушка головой. — И в кого ты такой недалекий?