Я помню каждое наше прикосновение: касание губ, его пальцев к моей коже, сплетение его густых чёрных кудрей и моих золотистых волос, когда мы целовалась. Это было… совершенно. Ещё в начале нашего пути к спальне я начал терять связь с реальностью. Мне чудилось, что я падаю в омут сладострастия. Такое сильное вожделение мне и не снилось. Я купался в огненных волнах страсти.
Я отдался ему целиком: и душой и телом. Да я и не умел иначе. Ведь если любить — так всем сердцем, иначе какой в этом смысл?
«Не знаю… мне казалось. А впрочем, забудь».
На моей шее появились две ранки: наверное Дэвид укусил меня с порыве страсти. Бывает. Я его спину точно исполосовал ногтями. Я ощущал некоторую слабость, безумно хотел спать.
Этим утром Дэвид разрешил мне валятся в постели сколько я захочу, даже притащил завтрак в постель. Наверное я его действительно люблю. Но в мою эйфорию стали проникать тревожные мысли о маме. Я достал мобилку и позвонил ей. Мне сказали… ответил чужой голос… что она умерла.
Я не мог поверить, я упал в обморок. Очнулся я на руках у Дэвида. — Моя мама… умерла!
— Бывает. Что ж, одной проблемой меньше, не так ли? Зато теперь ты свободен. Я пытался ударить его, но он продолжал сжимать меня в объятиях без малейшего усилия. Я не мог даже шевельнуться. — Прости, я дурак. Я очень тебе сочувствую, — тихо произнёс он, сжимая меня в объятиях.
— Но… почему она умерла? Она же была ещё молода! Я должен был находится с ней! — сам себя карал я, заливаясь слезами.
— Ты думаешь, что мог бы отогнать старушку смерть? — язвительно заметил Дэвид, странно улыбаясь.
— Нет, но я бы держал её за руку. Она ведь любила меня больше всех на свете! А я заставил её умирать в одиночестве!
— Теперь у тебя имеется повод меня ненавидеть, — непонятным мне тоном произнёс он. Словно подначивал, но и с нотками грусти.
— Да нет, дело не в тебе — виноват я. Я не собираюсь перекладывать свою вину на другого. Подвезёшь меня к больнице? — неживым, тусклым голосом попросил я.
— Да, да, конечно.
…Похоронив маму, я действительно обрёл свободу, но свобода эта сильно отдавала горечью. Мне сказали, что у мамы просто остановилось сердце — ведь так бывает. Но я продолжал винить себя, хотя бы за то, что не мог покинуть Дэвида. Я стразу же переехал к нему, как только закончил с официальными мероприятиями. Мы прожили счастливое лето, пока однажды, в один ужасный день я не проснулся… в подвале его дома, перед этим заснув, как всегда, в его объятиях.
Проснувшись, я увидел над собой каменный потолок, каменные стены и небольшую компанию. Двух близнецов мрачного вида: красивых, сильных блондинов с жгучими тёмно-карими глазами, двух хорошеньких девушек: одну брюнетку и одну русоволосую. Онаи собрались возле меня, явно дожидаясь моего пробуждения.
— Где я? А где же Дэвид? — не удержался я от вопросов, вскочив и прислоняясь спиной к стене. Я принял защитную стойку: — Кто вы, и что вам от меня надо?
— Мы пленники Дэвида Маккоя, — мрачным тоном сообщил один из близнецов. Второй не спускал с меня глаз, обнимая двух девушек. — Нас похитили. Тебя тоже.
— Что? Да нет, этого не может быть. Дэвид… — я вовремя заткнулся. — Он не мог такого сделать! — убеждённым тоном заявил я.
Второй близнец, стоявший особняком от остальных, хрипло расхохотался: — Может, может! Если, конечно, нам сейчас не снится общий кошмар.
— Ты прекрасно знаешь, что это не сон, — загадочным тоном заметил второй брат, бросив на первого взгляд полный ненависти. — Мы уже научились отличать сны от реальности!
— Надо понять, кто он, чтобы с ним бороться, — утверждает тот брат, который добрее. Не знаю, так ли это. Он мне кажется добрее, потому что относиться добрее ко мне. Он меня утешает. В подвале — одна большая кровать, где спят все вместе: без желания, снов и радостей. Без отдыха. И один стул, на котором сидят по очереди. В основном, сидит тот, кто подаёт хоть какие-то идеи, придвинув стул к кровати, где лежат остальные.
Я тут уже два дня. Нам носят еду. Он. Носит. Сам. Не боится. Это мы боимся его. Дэвид Маккой. Я уже не верю в это имя, я не верю в его любовь. Хотя… в любовь к моей красоте… быть может. Ведь я же прожил с ним три летних, жарких месяца прежде чем очутился в подвале. А они — пленники, жили тут… Не три месяца, а меньше, и всё же. Он приходит и приносит нам еду. Мы пробовали нападать, ведь он приходит без оружия. Близнецы, которых звал Рон и Дэйв Митчелы. Рон — тот, кто добрее. Дейв — кто ощущает жгучую вину и всё время просит у брата прощения. Как наказания, которое он заслужил и поэтому жаждет. Близнецы — очень сильные мужчины, один из них, кажется, Рон, работал в ФБР. А Дэйв — в ЦРУ. А ещё они были помешаны на карате и кунг-фу. И они напали на него при мне. Странно, но я даже хотел его защитить. Однако, конечно, сдержался.