Пленники замкнутой бесконечности

Гаю стало тревожно на душе. Хозяина нет. Айгур ушёл с тем, другим, который кормил его наваристой похлёбкой. Они не просто ушли на какое-то время, они могут не вернуться. Гай знал, там, куда они ушли — опасно. Айгур в опасности, его хозяин может пострадать! Или даже погибнуть!..

Хозяин ушел и приказал ждать.

Сколько ждать? День? Или больше, чем день?

Хозяин в опасности, а он, его верный друг и слуга, должен лежать тут и ждать. Разве это правильно? Разве это справедливо?..

Гай встал, отряхнулся и вошёл в будку. Принюхался. Из тёмного лаза доносился едва различимый запах хозяина. Он смешивался с другими запахами — уже хорошо определяемым запахом того, другого, который ушёл вслед за хозяином; а еще из лаза несло пылью, от которой хотелось чихать, сладковатым запахом плесени, резким и чужим запахом ржавого железа. Но был и ещё один запах, тот, который ни один пёс не спутает ни с каким другим — запах опасности.

Гай едва слышно заскулил.

Хозяин приказал ждать. И ещё хозяин говорил, что если он, Гай, его не дождётся, то может возвращаться к Лиэне. Но как он вернется к Лиэне? Лиэна спросит: «Где Айгур?». Лиэна скажет: «Айгур погиб!». И заплачет, разрывая тихими всхлипами собачье сердце. Как жить после таких слов? Как жить, видя её слезы?

Гай вышел из будки и решительно зашагал прочь. Потом вдруг остановился; в собачью голову пришла здравая мысль о том, что еду оставлять здесь совершенно ни к чему…

Закончив вечернюю трапезу и научив Айгура — как надо раскладывать кресло, Гудзор приказал ложиться спать.

— Надо отдохнуть и набраться сил перед решающей схваткой, — пояснил он.

Сам тоже лёг. И мигом уснул, так думал Айгур. Во всяком случае, на протяжении двух-трёх часов глаза Бога оставались закрытыми, дыхание было ровным и спокойным, руки свободно лежали вдоль неподвижного тела. Но вдруг, не открывая глаз и не меняя расслабленной позы, старик, неожиданно для Айгура тихо произнёс:

— Думаю, уже за полночь. Ещё немного выждем и пойдём.

Айгур, не сомкнувший за все время отдыха глаз, вздрогнул и удивлённо посмотрел на Бога.

— Я думал, вы спите…

— Призн а юсь, немного вздремнул. А, вот, ты почему не спишь?

— Не спится, — пожал плечами Айгур. — А вы, что, наблюдали за мной?

Старый Бог поднялся и привёл спинку кресла, на котором лежал, в вертикальное положение, после чего пристально посмотрел в глаза горбуна.

— Мне не нравится твоё настроение, парень. Там, наверху, ты рвался в бой, ты был полон энергии. Твои глаза горели бунтарским огнём, и я видел в них желание совершить предначертанное. Что случилось? Ты задумчив, я бы даже сказал: опечален чем-то. Уж не передумал ли ты свергать власть Богов?

Айгур отрицательно покачал головой.

— Может, ты испугался предстоящей схватки? Того, что её исход окажется вовсе не таким, как мы планируем? Того, что мы с тобой можем погибнуть?

— Я не боюсь смерти.

— Тогда что с тобой? О чем ты думал всё это время, которое я отвел для сна?

— Я думал о людях.

— О людях?..

— Да, Гудзор, о людях, о жителях долины. Раньше я не думал о них, я думал только о себе. Я хотел перемен, стремился к ним, рисковал жизнью. И сейчас я могу погибнуть в предстоящей схватке… Но это всего лишь моя жизнь и моя смерть…

— Но ты и теперь не рискуешь жизнями своих соплеменников, — возразил Гудзор. — Ты рискуешь только своей жизнью, а я своей.

— Я не об этом, Гудзор. Просто я не знаю, нужно ли им то, что мы с вами хотим сделать.

— То есть, ты хочешь сказать, что сомневаешься в том, что люди будут рады переменам, которые неизбежно наступят, когда мы совершим задуманное?

— Возможно, кто-то обрадуется, но таких, думаю, будет не так много, — печально ответил юноша.

— Интересно… Разве быть уродом лучше, чем нормальным человеком? Разве считать себя рабом приятней, чем быть свободным?.. Я не понимаю. К стыду своему должен признаться, Айгур, я совершенно не знаю людей. Не знаю, чем и как они живут, о чём думают. Ты жил среди них, знаком с их обычаями и привычками. Объясни мне: почему ты вдруг засомневался в своих соплеменниках?

Айгур снова надолго задумался.

Люди… Как объяснить Богу жизнь простых людей, как рассказать ему о том, в чем и сам-то он, Айгур, не уверен? Разве знает он, отверженный горбун с нечеловеческим, но божеским лицом, что-нибудь о мыслях и чаяньях своих односельчан, а, тем более — всех жителей долины? Да, он жил среди людей, и, в то же время, был далёк от них. Не по собственной воле отдалялся Айгур от людей, они сами избегали встреч с ним. С кем он был близок? Только с мамой… Потом появились Альбор и Лиэна.