— Ты вовсе не урод. С чего ты взял? Ты не похож на других, потому, что таким тебя задумала природа. И нельзя никого винить в этом. — Айгур видел, что его слова не сильно убедили мальчугана. Нужно было сказать еще что-то. Он на мгновение задумался, подыскивая новые слова, и вдруг вспомнил, что видел в толпе людей яркое пятно знакомого оттенка. Он посмотрел на стоящих рядом людей и быстро отыскал того, кто был ему нужен. Отец мальчика — в этом можно было не сомневаться — заметно выделялся в толпе высоким ростом, богатырским телосложением огненной шевелюрой. — Ты вырастешь, — продолжил Айгур, — и станешь похожим на своего отца. Ты ведь не будешь против — стать таким, как он?
Мальчик повернул голову, увидел, что отец весело подмигивает, и его веснушчатое лицо озарилось радостной улыбкой.
— Я тоже буду конюхом! — гордо заявил мальчик и подбежал к отцу.
Тот легко, словно пушинку, подхватил его и высоко поднял над головами людей.
— Оставайся таким, Сол, — сказал рыжий гигант густым басом. — Ты будешь светить нам вместо Чуда Богов!
Бывшие слуги, в одночасье потерявшие хозяев, но уже избавившиеся от растерянности и первоначального испуга, быстро осваивались в новом для себя качестве свободных людей. Многие оживленно разговаривали, строя планы дальнейшей жизни.
— А кто это? — спросил Унк, указывая на труп Гудзора.
— Его звали Гудзором… Когда-то он был Богом, но всегда оставался человеком. Он видел несправедливость и хотел, чтобы всё встало на свои места. Мы вместе, плечом к плечу, сражались с врагами и победили. Он отдал свою жизнь за то, чтобы люди стали Людьми. Я не мог оставить его там… Нужно похоронить Гудзора по нашим обычаям.
Унк молча кивнул, соглашаясь. Потом повернулся к жителям поселка.
— Айгуру нужно отдохнуть, ему много чего довелось испытать. А нам всем надо крепко подумать — как жить дальше, что делать? Думайте вы, и я подумаю. Вечером соберемся снова, все обсудим, решим. — Унк вызвал из толпы двоих молодцов и дал указание насчет гроба и могилы для Гудзора. Айгура он увел с собой, сказав: — Горячая пища и кружка вина — это то, что тебе сейчас необходимо. В моём доме ты можешь поесть и отдохнуть. У меня нет хозяйки, но яичницу я и сам могу приготовить. А как отдохнешь, можешь попрощаться со своим другом, его похоронят на краю посёлка, на кладбище кукол. Идём, — и он заковылял через опустевшую площадь. Айгур не дожидаясь повторного приглашения, двинулся следом. Гай вышагивал рядом.
На пыльной площади осталась одна лишь полоумная Гульда. Она стояла, жертвенно сложив руки на груди, и с тоской смотрела на мёртвое Чудо Богов, по лицу женщины текли слёзы.
— Откуда у тебя эти увечья? — спросил Айгур, догнав Унка. — Ты попал в лапы дикого зверя?
Хромой староста остановился, и задумчиво посмотрел кузнецу в глаза.
— Я бы сказал: диких зверей, — усмехнулся он.
Айгур ждал какого-то рассказа, но Унк продолжил путь молча.
Дом, к которому они подошли через пару минут, был старым на вид, но не ветхим, а ещё дольно прочным. Внутри царили безупречный порядок и чистота. Женских и детских вещей в доме не было видно, здесь, вообще, было очень мало предметов домашнего обихода. Зато одна из стен была сплошь увешана оружием разного рода. Посредине стены был закреплён длинный и широкий двуручный меч. Налево и направо от него веером расходились клинки всех видов и размеров, пики, секиры и алебарды. Сверху колючим частоколом ощетинились ножи, кинжалы и стилеты, по углам висели цепи с железными шарами и крючьями на концах. Здесь было много такого, с чем Айгур за двадцать лет общения с металлом, никогда не сталкивался. Впрочем, он был кузнецом, хорошим кузнецом, но не оружейником. Иногда, правда, и он выполнял заказы охотников на изготовление добротных охотничьих ножей, арбалетов и пик, но здесь образцов, похожих на его изделия, не наблюдалось.
— Любуешься? — услышал он за спиной голос Унка.
Айгур пожал плечами.
— Зачем тебе столько оружия?
— Сам не знаю, — пожал плечами Унк. — Наверное, в память о моей бывшей службе.
— Ты был оружейником?
— Нет, я был куклой… Ты знаешь, что такое кукла?
Айгур кивнул, вспомнив рассказ Гудзора.
— С куклами играют дети, — в голосе Унка прозвучала горькая ирония. — Со мной играли взрослые.
— Да, я знаю. Мне об этих забавах Богов-Воинов рассказывал тот человек, которого мы похороним сегодня.
Унк протянул Айгуру кусок чёрного мыла и белоснежное полотенце.
— Вода во дворе, найдёшь. А я пока яичницу пожарю.
Айгур вышел из дома. Гай терпеливо ожидал хозяина у двери — лежал, положив голову на лапы, и лениво наблюдал за суетящимися во дворе пёстрыми курами, среди которых чинно вышагивал рослый белый петух с мясистым ярко-алым гребнем на горделиво поднятой голове. Петух справедливо считал себя хозяином здешнего «бабьего» (Куринного) царства. Он искоса поглядывал на непрошенного гостя, увалившегося у самого порога, но близко не подходил, и объяснять этому наглецу — кто есть кто во дворе старосты, а, по большому счёту, в его собственном дворе, пока не решался. Опасался. Уж слишком грозен был чёрный лохматый гигант.