Пленница

Чуть позже он направился в конюшню. Накормив и почистив всех трех лошадей, он уже затемно вернулся в дом. Было тихо, видимо, все уже спали. Твердышев довольно усмехнулся своим мыслям и прошествовал на кухню. Там он быстро стянул с себя рубаху и, оставшись в одних штанах, налил воды в умывальник и начал намыливать лицо, шею и руки, а затем ополаскивать водой. Уже почти закончив и, обтирая лицо полотенцем, Матвей вдруг услышал за спиной шорох. Тотчас обернувшись, он увидел в нескольких шагах от себя Ольгу. Девушка была босая, в одной ночной рубашке и со свечой в руке. Ее алчный страстный взгляд описывал круги по обнаженному рельефному торсу Твердышева, и ему это не понравилось.

– Чего это вы, Ольга Афанасьевна, по дому в одной рубашке расхаживаете? – спросил он строго. – Не дело это! Ступайте спать! – бросил он наставительно.

Обойдя ее, он взял со стула брошенные им ранее вещи и уже направился к лестнице, как за его спиной раздался звонкий недовольный голос Ольги:

– Прошел всего месяц, как сестра померла, а вы уже и жениться надумали, Матвей Гаврилович? Нехорошо это! Да еще и на этой столичной вертихвостке, которая, словно лиса, хитростью в дом пробралась!

Матвей резко развернулся и решил поставить нахалку на место.

– Не твое дело! – процедил он. – Вижу я все, не слепой. Ты сама на место Арины хочешь. Только не люба ты мне! И более не смей передо мной в таком виде показываться, а не то враз выгоню тебя из своего дома. Поняла? И еще, узнаю, что детей или Вареньку словами изводишь, моего кулака изведаешь!

Резко развернувшись, Матвей направился по лестнице наверх, в свою спальню. Там, кинув на стул одежду и сняв сапоги, чуть приоткрыл дверь, оставив ее щелью, и стал прислушиваться. Он дожидался, когда Ольга прошествует в свою спальню. И на чем свет ругал ее про себя за то, что из-за этой дрянной девки, он, как дурак, должен торчать в своей комнате, чтобы она не заметила, куда он пойдет дальше. Только через четверть часа в доме все стихло, и Твердышев босой, в одних штанах, направился в сторону Вариной спальни и дернул ручку. Дверь оказалась заперта. Матвей лишь нахмурился и тихо поскребся. Уже через минуту он услышал легкие шаги, и нежный голосок за дверью спросил:

– Кто?

– Я, Варенька, – шепотом произнес мужчина, которому вся эта ситуация была совсем не по душе. Как же он мечтал наконец обвенчаться и спать вместе с обожаемой женой в одной спальне, а не подкрадываться по темному дому, чтобы никто не заметил. – Отопри, поговорить нам надо.

– О чем?

И Матвей уже недовольно ответил:

– Об Олсуфьеве. Отопри, кому говорю.

Дверь распахнулась. Матвей довольно прошествовал в спальню, широко улыбнувшись девушке и плотно закрыв за собой дверь. Варя стояла напротив него в ночной рубашке, босая, с распущенными блестящими волосами. Такая картина ему весьма понравилась, и он ощутил признаки зарождающегося желания в своем теле.

– Ну что, лебедушка, теперь моя очередь слово держать. Завтра поутру собирайся, со мной на завод поедешь, на свидание с Олсуфьевым, как я и обещал.

– Спасибо.

– А сейчас пора скрепить нашу помолвку как следует, – быстро вымолвил Матвей.

И прежде, чем Варя успела понять что-либо, мужчина в три шага преодолел расстояние до нее и обхватил одной рукой за талию. Его губы немедля властно накрыли ее рот, а вторая рука притянула ее голову. Она ахнула и попыталась сопротивляться, но Матвей тут же начал подталкивать ее к постели и уже через миг повалил девушку на мягкую кровать, не давая ей опомниться и покрывая лицо обжигающими поцелуями. Вино, которое Варя выпила на помолвке вечером, все еще туманило ее голову, и она ощутила, что ей нравятся его властные поцелуи. Ее первоначальное сопротивление было подавлено его натиском и страстными неистовыми ласками. Уже через некоторое время Варя сама прижималась к большому телу мужчины и тихо стонала под его страстными неумолимыми ласками. Он ушел из ее спальни только под утро, нежно поцеловав спящую девушку в лоб и бережно накрыв ее одеялом до подбородка.

Едва Олсуфьев увидел Варю, он как-то злобно оскалился и отвернулся. Девушка же, несмотря на недовольную гримасу, написанную на лице молодого человека, все же прошла в его комнатушку и произнесла:

– Как ваше здоровье, Алексей Иванович?

Олсуфьев бросил на нее холодный бьющий взгляд и сквозь зубы заметил:

– И зачем вы опять пожаловали, Варвара Дмитриевна? Сколько раз вам повторять, что я не нуждаюсь в ваших визитах.

– Зачем вы обижаете меня? – насупилась Варя. – Я же до сих пор…

– Варвара Дмитриевна! – перебил он девушку, прекрасно понимая, что она хочет сказать. – Вы думаете, я не знаю, почему меня держали в каземате почти месяц и со свету сжить хотели? По вашей вине!

– Зачем вы так, – опешила Варя и чуть попятилась от него, увидев его испепеляющий ядовитый взгляд.

– Из-за вас, ваш хахаль Матвей Гаврилович меня извести хотел! Я ведь все прекрасно понимаю.

– Не надо меня обвинять, – обиделась она. – Я тоже страдала и страдаю. И тоже из-за вас. Лишь из-за вас я приехала сюда, ибо только вы мне были милы всегда…