Пленница

«Да, понимала. А думала я о том, как ненавижу тебя! Интересно, ты хоть теперь сделала выводы, что подмять меня не выйдет? Может, изменишься? Не-е-ет… тебя, горбатую, исправит только могила. Что же, тогда считай, что война началась. Первая битва уже состоялась. Я в больнице. А ты, толстуха, надеюсь, хоть немного растеряна таким крутым поворотом событий. То ли еще будет!»

— Хорошо, что накануне приехали мы, — монотонно гудела над ухом домоправительница. — И что под боком оказалась машина, на которой тебя сразу доставили сюда…

— Плохо, что накануне приехали вы, — превозмогая тошноту и пульсирующую боль в висках, прошептала Тамара. — Если б не это, я спокойно бы посидела с Кириллом на скамеечке около дома и отправилась бы спать. И не пришлось бы никуда прыгать.

— …Ты была вроде в сознании, — фрекен Бок сделала вид, что пропустила Тамарин упрек мимо ушей, — но ничего не соображала. Все порывалась куда-то бежать, а сама и на ногах не стоишь. Глазки в кучку, вся голова в крови. Как мы перепугались!

«Враки! Уж вы-то перепугались?! Как бы не так!.. А ведь я, действительно, ничего не помню. Последнее воспоминание — то, как висела над пропастью, зацепившись за острый край шифера, и знала, что сейчас полечу вниз. Следующее — я уже в этой больнице. Нога в гипсе, башка забинтована. Убирайся отсюда! Хоть сегодня отвянь от меня со своими нравоучениями! Слышишь, проваливай!»

— Дядя Игнат уехал в Ленинград. У него там важная встреча, а ты ее чуть не сорвала своими художествами. И вместо того, чтобы спокойно вернуться домой на машине, нам теперь предстоит ехать на поезде. И не раньше чем через неделю, когда тебя выпишут. В результате подготовка к школе тобою полностью сорвана. А мне накануне учебного года придется брать несколько дней за свой счет. Ответственнее надо, Тамара, относиться к своим обязательствам перед нами…

«Я никаких обязательств перед вами не брала. А вот как вы относитесь к своим обязательствам передо мной? Да даже если бы я разбилась насмерть, дядюшка не отменил бы свою „важную встречу“! Уж в этом-то я уверена на все сто процентов!»

— Светлана Петровна, я очень устала, — взмолилась Тамара и, превозмогая боль, демонстративно развернулась к толстухе спиной.

— Да, да, конечно. Отдыхай, девочка. Пей сок, ешь абрикосы. Я навещу тебя завтра.

Светлана Петровна ушла, а Тамара достала из тумбочки литровую стеклянную бутылку, в которой домоправительница носила ей молоко, и поставила возле кровати так, чтобы в любой момент можно было легко до нее дотянуться рукой. И от души вмазать этой бутылкой по башне толстой паскуде, когда она вновь примется за свою излюбленную демагогию. И пусть потом хоть интернат, хоть психушка, хоть спецшкола…

«…Хоть что угодно! Зато рассчитаюсь со сволочугой за все».

«А рассчитаюсь ли? — призадумалась Тамара через пару часов, когда эмоции уступили место более или менее холодному расчету. — Ну ударю я ее. А что дальше? В лучшем случае проваляется, как и я, неделю в больнице, выпишется и примется за меня со свежими силами. И всё. Считай, я проиграла. Она даже обрадуется тому, что я предоставила ей очередной повод, куда можно будет тыкать меня носом всю жизнь. Из меня изобразят закоренелую преступницу. Ну не-е-ет! Перетопчется! Все будет с точностью до наоборот!

И не будет никакой бутылки. Никаких разборок. Никаких скандалов. Ничего!.. Я буду ласковой и предупредительной, послушной и исполнительной, беленькой и пушистой. Я не дам ни дяде, ни фрекен Бок ни единого повода быть недовольными моим поведением. Я буду отступать… отступать… отступать… Как мудрый Кутузов в войне с французами, пока не настал момент дать решительные, заведомо выигрышные сражения под Тарутином и Малоярославцем.

Когда наступит такой момент, я ударю лишь один раз. Но этот удар разобьет всю твою неуклюжую жизнь, толстая гадина. Всю твою карьеру в РОНО. Весь дядюшкин бизнес. Я рассчитаюсь и за баню, и за вашу двуличность, и за «предельную строгость» в моем «воспитании». Как — еще не знаю. Когда — покажет время. Но главное, я теперь точно определилась с тем, как должна вести себя». — Тамара наклонилась, взяла стоявшую возле кровати бутылку и переставила ее в тумбочку.

…В деревне Тамара со Светланой Петровной пробыли чуть более суток, и уже на следующий вечер Петр Тимофеевич отвез их на станцию. До 2 сентября, понедельника, оставалось ровно шесть дней. Шесть дней до очередной, третьей за последние месяцы школы. Шесть дней до седьмого класса, в который предстоит пойти в этом году.

За шесть дней, которые Тамара провела в дядюшкиной квартире, она лишь два раза вышла на улицу, да и то под конвоем домоправительницы. Первый — в травмопункт, где с ноги сняли гипс; второй — по магазинам за школьной формой и канцелярскими принадлежностями.

— Давайте доедем до Тярлева, — однажды предложила Тамара и тут же отметила, что этой совсем безобидной просьбой неожиданно насторожила толстуху.

— Это еще зачем?

— Я хочу забрать кое-какие вещи.

— Какие еще вещи? Кажется, мы с Игнатом привезли тебе все необходимое…

— Нет, — перебила Тамара.