Пленница

— Но сейчас я ни в чем не уверен, — продолжал он. — Хотя работы в поместье достаточно, так что без дела сидеть я не буду. Наверное, если бы его унаследовал я, то относился бы к нему иначе. Сейчас всем заправляет мой брат Карлтон. Он идеальный помещик… мне до него далеко. Он самый замечательный брат во всем мире, но я никогда не любил играть вторую скрипку. Я для этого слишком самонадеян. Так что, уйдя из армии, я не знал, к чему себя приложить… Я довольно много путешествовал. Меня всегда привлекал Египет, и когда я нашел этот камень в саду, это походило на перст судьбы. Да так оно и было, ведь это привело меня сюда, в такое элитное общество, как ваши родители, и, разумеется, их очаровательная дочь. И все это благодаря моей находке. Но я все время говорю о себе. А что же вы? Какие планы у вас?

— Никаких. Вы уже знаете, что я бросила школу, чтобы совершить это путешествие. Кто знает, что ждет нас в будущем?

— В этом никто не может быть уверен, но иногда у нас есть возможность лепить будущее собственными руками.

— А вы свое уже вылепили?

— Я в процессе.

— И у вашего брата есть в Корнуолле поместье?

— Да. Кстати, оно совсем недалеко от места, недавно попавшего в газеты.

— В самом деле? Какого же?

— Вы читали о молодом человеке, которого не удалось арестовать, потому что он исчез?

— О да, отлично помню. Саймон как-там-его? Перривейл, кажется.

— Точно. Усыновивший его человек дал ему свою фамилию. Я говорю о сэре Эдварде Перривейле. От нас до их поместья семь или восемь миль. Оно называется Перривейл-корт. Прекрасный старинный особняк. Когда-то, очень давно, я побывал там. У моего отца было какое-то дело к сэру Эдварду, и мы к нему заехали. Я вспомнил об этом, прочитав в газетах об убийстве. В семье было два родных сына и один приемный. Нас всех это глубоко шокировало. Трудно представить, что нечто подобное может произойти с твоими знакомыми.

— Как интересно. У нас в доме только и разговоров было, что об этом деле. Среди слуг, конечно. Родители об этом не говорили.

Тут мимо нас прошел уже упомянутый матрос. Он катил перед собой тележку с бутылками пива.

— Доброе утро, — окликнула его я.

Он кивнул в ответ и пошел дальше.

— Ваш друг? — спросил Лукас.

— Это тот самый матрос, который моет палубы. Помните? Он был в винном погребке.

— Ах да… Помню-помню. Неразговорчивый малый, верно?

— Да, он несколько сдержан. Возможно, им не положено общаться с пассажирами.

— Он не похож на остальных.

— Да, мне тоже так показалось. Он почти ничего не говорит, разве что «доброе утро» да несколько слов о погоде.

Мы сменили тему разговора и тут же забыли об этом парне. Лукас принялся рассказывать мне о корнуоллском имении и обитающих в нем эксцентричных людях. Я рассказала ему о своей жизни, о выступлениях мистера Долланда. Мне удалось насмешить его красочными описаниями наших кухонных собраний.

— Похоже, у вас было нескучное детство.

— О, мне очень повезло.

— А вашим родителям об этом известно?

— Их не особенно интересуют события, случившиеся после рождения Христа.

Вот так мы и общались.

На следующее утро, поднявшись на палубу, я опять увидела своего мойщика палуб, но он даже не подошел ко мне.

* * *

Корабль взял курс на Кейптаун, и погода все ухудшалась. Ветер крепчал. Я почти не видела родителей, все время проводивших в своей каюте. Отец работал над своей лекцией, пытаясь ее улучшить, а мама ему помогала. Впрочем, мы встречались за обедом, когда они взирали на меня благосклонно, но несколько рассеянно, к чему я давно привыкла. Один раз отец поинтересовался, не скучаю ли я. Если мне нечего делать, он может дать мне что-нибудь почитать. Я заверила его, что наслаждаюсь жизнью на борту корабля, мне есть что читать, и мы сдружились с мистером Лоримером. Вздохнув с облегчением, родители опять с головой окунулись в работу.

Капитан, который изредка с нами обедал, сообщил, что самые свирепые штормы, с которыми ему приходилось сталкиваться, настигали его у мыса Доброй Надежды, который еще в древности был известен среди моряков как мыс штормов. Как бы то ни было, мы не могли рассчитывать, что хорошая погода будет сопутствовать нам на протяжении всего путешествия. Но мы должны были стойко переносить превратности судьбы и морские штормы. Потому что именно это ожидало нас впереди.

Мои родители, как обычно, остались у себя в каюте, но я почувствовала потребность в свежем воздухе и поднялась на открытую палубу.

Я оказалась совершенно не готова к ярости, с которой на меня обрушился ветер. Корабль бросало по волнам, как пробку. Он так раскачивался, что казалось, мы вот-вот перевернемся. Высокие волны угрожающе вздымались со всех сторон, а затем обрушивались и заливали всю палубу. Ветер рвал мою одежду и волосы. Он как будто пытался оторвать меня от поручня, в который я вцепилась, и швырнуть за борт.

Это было жуткое, но в то же время прекрасное зрелище.

Я промокла насквозь и едва держалась на ногах. Мне было трудно дышать.