Пленница бандита

Меня привезли в дом и заперли. Как пленницу. Чертова пленница сошедшего с ума маразматика, повернутого на контроле! Все слезы высохли уже давно, оставалась только душевная боль. Да и переживания насчет отца…зачем избивать, зачем? Что он мог такого плохого им сделать, что обязательно надо было устраивать шоу? Показательные выступления для меня? Так я и так в курсе, в чьих руках нахожусь. Несмотря на милую внешность и отблески адекватного поведения Леша совсем не тот, кем кажется!

Сжимая и разжимая кулаки, прикидывала в уме, что делать. Сбежать? Не вариант. Давить на отца станут сразу же. Терпеть все это? А что дальше? Что еще он со мной сделает?

Неконтролируемая истерика грозила вылиться во что-то большее, чем слезы. Я как загнанный зверь металась по квартире, и нигде не находила себе места. Вся охрана локализовалась за дверью, свидетелей не было.

В доме вообще никого не было. Квартира встретила меня мертвой тишиной. И сейчас я окончательно осознала, насколько плачевно мое положение. Я — пленница. Без права на выбор, без права на голос.

Ну раз так, то получи, фашист, гранату. С твёрдым намерением разнести здесь все, я зашла в кабинет Леши и снесла полки с дорогим пойлом. На, получи! Схватила стул и саданула еще пару раз по идеально стоящим бутылкам разного калибра. Идеально. Звон битого стекла звучал так прекрасно. Что-то вместе с бутылками треснуло и во мне.

Любишь выпить?

Перебьешься!

Если я не могу тебя ударить в ответ на то, что ты совершил, то вполне могу разнести твою квартиру с большим удовольствием. Понимала, конечно, что это вряд ли уж сильно его расстроит, но сделать гадость требовала душа.

Никто не вошел ко мне, никто не попытался остановить. На пойле я, разумеется, не закончила. Перешла в спальню, где с особым удовольствием вытянула все рубашки, идеально отглаженные, белые, синие, и разрезала их кухонным ножом. Самым большим и острым!

Много чего еще гаденького я совершила, в общей сложности кураж длился больше часа. А когда шоры ненависти упали, я поняла, что мне в принципе уже конец. Перевернутая мебель, раскуроченные пуфики, разорванная одежда…

Сев на огромный пуф, ощутила ту самую давящую боль в груди. Нож со свистом упал на пол. Острым концом впился в ламинат. Реальность погружалась в тягучую патоку.

Я с трудом дошла до своей комнаты, цепляясь за стенки. Дыхания не хватало. Мне все сложнее удавалось передвигать ногами.

За каждый проступок приходится расплачиваться.

Мира, ты знаешь ведь, что заслужила это. Ты все это заслужила. Ступая по битому стеклу в домашних тапочках, я обливалась слезами теперь не от горечи за отца, а от душевной боли.

Заслужила.

Глаза заволокло пылью прошлого. Закрываешь их и видишь все, проживаешь вновь, умираешь снова. Противные картинки продолжали мелькать. Мама, папа. Нет, хватит. Это сильно больно.

Дышала через раз, пытаясь сконцентрироваться на простых вещах. Мира, ты должна всего лишь сбавить шаг. Вот. Ноги передвигались, но как будто были отдельно от меня. Я в целом не владела полностью своими конечностями, но никаких огорчений не было. Была только боль, моя личная и всепоглощающая.

Дойдя до кровати, я упала лицом в подушку. Кричала, билась, но все равно в мозгу маячила одна лишь мысль: я ничего уже не смогу исправить. Ни сейчас, ни потом.

С этими мыслями и проспала аж до утра, пока не услышала странный шорох в квартире. Первая мысль «Леша приехал», но выглянув через дверь, увидела злобных охранников и двух уборщиц. Они в поте лица убирали все то, что я наворотила. А виновника торжества, конечно, не было.

Сразу стало стыдно. Я вот совсем не подумала, что это все он может и не увидеть, прикажет по телефону убрать и чихать ему хотелось. Наверняка деньги куры не клюют. Быстро все заменит, даже глазом моргнуть не успеет. А хуже сделала я только себе.

— Доброе утро, — выдавила из себя, когда зашла на кухню. Женщина за сорок как раз убирала осколки в огромный мусорный мешок.

— Здравствуйте, — она не смотрел на меня, целиком погружена в работу. Неужели у них подобное в порядке вещей?

— Извините, что доставила…вам неудобства.

Она улыбнулась несмело, но все-таки не стала расспрашивать, лишь коротко выдала:

— Лешенька хороший человек, просто недолюбленный…Но светлый. Вы не обижайте его, деточка.

Лешенька? Какой он Лешенька? Я вот не смогла бы обратиться к нему так. Не после того, что он совершил! Не обижать? Это кто кого обижает вообще?!

— Знаете, внешность обманчива, да и вам он знаком явно с одной стороны.

Звучало грубо. Грозно, невоспитанно, но меня просто возмутило такое отношение к нему. Нет, я все понимаю. Это босс, он бог и царь, без вопросов. НО! Видно же, что ведет себя, как подонок! Лешенька!

— Он знаком мне со всех сторон, — отложила совок и посмотрела на меня уже не так дружелюбно. — Он мою дочь с того света достал, денег дал, связями помог. Если бы не он… — женщина вдруг сжалась вся, скукожилась. — Не было бы моей Катеньки уже. А она такая молоденькая, всего двадцать три…Помог. И я по гроб жизни ему должна буду.

Воздух разом вышел из легких. Вот оно как.