Саша стала рассматривать. На клеенке шариковой ручкой был проставлен год, месяц и день. Пол ребенка — мальчик. И имя матери. На последней строке буквы запрыгали перед глазами. Колени задрожали. Саша опустилась на кровать. В графе «мать» большими круглыми буквами было выведено: Лидия Ивановна Смирнова.
У Саши пересохло во рту. Она перечитывала снова и снова. Сомнений не оставалось. Лидия Смирнова. Лика Ольшанская. Ее мать — мать Артема Каштанова!
Чушь! Бред! Не может быть! Саша кинулась к содержимому портфеля, схватила медицинскую карточку. Это оказалась карта беременной. Точно такую же завели в женской консультации на Сашу. Она стала листать. Даты посещения врача. Прибавки в весе. Общее состояние беременной, месяц за месяцем. Очень тщательные, скрупулезные записи. Карта роженицы. Графа «отец» — Каштанов Игорь Львович. Группа крови и резус-фактор… Боже! Что же это? У Лики был роман с Каштановым? И она оставила своего ребенка, то есть общего с Игорем ребенка, Элле? Или нет? Или же они держали ее здесь, так же как сейчас Сашу? И это была чудовищная сделка?! Лика — суррогатная мать?
Саша почувствовала, что голова кружится, перед глазами поплыли радужные круги. Мозг отказывался воспринимать эту чудовищную информацию. Нет! Она не хочет этого знать! Это не помещается в голове! Саша запихнула клеенчатую бирку в конверт, засунула бумаги в портфель, зашелкнула его и воткнула на верхнюю полку, туда, где и нашла. Потеряв чувство реальности, не ощущая ни страха, ни желаний, как во сне Саша вышла в коридор. Не помня ничего и не соображая, добрела до своей комнаты, рухнула на кровать. В совершенной прострации она провалялась какое-то время. Слух ее улавливал некоторые звуки. Музыка вдалеке. Шаги внизу. Голоса.
Звуки уже как бы и не относились к ней. Ее не было. Ее просто не было в этом мире. Она отказывалась быть в нем. Она не хотела играть в эту игру под названием ЖИЗНЬ. Карма? Да, похоже на карму. Привычка. Родовая привычка бросать своих детей ради призрачного счастья. Бабка строила светлое будущее, ей некогда было заниматься дочерью. Мать тоже чего-то хотела. Денег? Счастья? Любви? Где все это? Зачем? Стоила ли такой цены исковерканная жизнь Лики Ольшанской? А она, Саша? След в след идет по стопам бабушки, матери. След в след и не видит этого? Нет! Никогда! Она сломает эту дурацкую карму! Она не станет заложницей собственной глупости! Все! Она выходит из игры!
Саша вскочила и дернула на себя окно. Оно не открывалось. Заперли. Ну что ж, она разобьет стекло. Она ни минуты больше не останется в этом доме. В этом склепе!
Саша оглянулась. На тумбочке торчала малахитовая ваза. Тяжелая. Она схватила вазу и занесла ее, чтобы со всего размаха ударить по стеклу. И в это мгновение ей на глаза попалось желтое пятно. Рука замерла на полпути. Там, за окном, за забором плясал желтый помпон Иринкиной шапочки. И хвостом как пропеллером крутила Грета.
Ребенок нетерпеливо зашевелился у Саши под ребром. Саша бессильно прислонилась лбом к холодному малахиту. Она схватила куртку и вышла в коридор. У нее не было сил бежать. Она шла тихо, но решительно. Она знала, что никто сейчас не должен помешать ей выйти во двор.
Глава 24
Никогда еще дни не тянулись так долго, как неделя, оставшаяся до 14 декабря. Но и этот день наступил. И вдруг Саша запаниковала. А если Каштанова отменила свой визит к стоматологу? Если она забыла о нем или ей просто лень?
Паника горячей волной обжигала Сашины внутренности. Сегодня последний день. Завтра приезжает Каштанов. Она не может позволить плану, рожденному в тот роковой день, рухнуть. В тот день Иринка перебросила ей через забор игрушечного зайца. Саша сразу его узнала. Эту игрушку привезла с собой Настя. Привезла из дома, на память о детстве.
Заяц висел у них на окне в общежитии, пришитый к занавеске. У зайца на спине был рюкзачок. Саша прощупала игрушку пальцами. Так и есть — записка! С бешено бьющимся сердцем Саша вернулась в дом, закрылась в туалете. Руки не слушались. Она развернула дрожащими руками тетрадный листок. Записка была написана мелким угловатым почерком Ильи. Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ — отпечаталась в мозгу первая строчка. Саша долго не могла читать дальше. Она впитывала глазами первую строчку, словно та была бесконечной.